— На Рублевском шоссе? — уточнил Петровский.
— Да, — ответил Алентович, — я буду ждать вас в пять часов вечера.
Ровно в пять Петровский подъехал к ресторану. Его «Мерседес» привычно сопровождал «джип» с охранниками. У ресторана уже толпились телохранители Алентовича. Олигарх, выросший в страшной нищите и в коммунальной квартире, любил, чтобы на выезде его охраняло не меньше десяти человек. Не успел Петровский войти в здание ресторана, как к нему шагнул предупредительный метрдотель.
— Вас ждут в верхнем зале, — подобострастно сообщил он, очевидно узнав посетителя.
Святослав Олегович кивнул и поднялся на второй этаж, где его уже ждали. В комнате кроме Алентовича сидел еще один человек, которого знали в лицо многие журналисты и не знали многие жители огромной страны. Это был Аркадий Наумович Шустер — глава крупнейшего банковского объединения страны.
— Добрый вечер, — Петровский не удивился, увидев здесь Шустера. Ему было известно о тесной связи этих людей, сидящих в небольшой комнате.
— Здравствуйте, — Алентович шагнул к нему, протягивая руку для рукопожатия. Он был среднего роста, с цепким, колючим взглядом, немного выпученными глазами, коротко остриженный. Шустер выглядел его полной противоположностью: ниже среднего роста, полноватый, рыхлый, с одутловатым лицом и маленькими глазками. "Рука у банкира оказалась мягкая и рыхлая, даже не рука, а ладошка", — подумал Петровский, пожимая ее.
Они уселись за стол, уже заставленный легкими закусками. Молодой официант принес бутылку водки, ловко открыл ее, разлил по рюмкам.
"Два еврея и один одессит начинают разговор с водки", — подумал, улыбнувшись про себя, Петровский. Ему вдруг стало смешно. Выросший в интернациональной Одессе, он никогда не понимал пещерного национализма некоторых своих соотечественников в Москве. Евреи были соседями и друзьями его семьи в Одессе, а рядом жили греки и армяне, русские и украинцы, татары и молдаване, грузины и караимы. В Одессе всех людей разделяли на знакомых и незнакомых, тех, кому можно доверять свои деньги и кому нельзя доверять ни при каких обстоятельствах. Все остальные разговоры о национализме Петровский считал лишь пустой тратой времени. С другой стороны, он прекрасно знал, что среди самых богатых людей в стране много людей именно еврейской национальности. Но считал это нормальным. Евреи традиционно занимались банковскими и финансовыми вопросам, только потому, что во многих странах мира, в том числе и в царской России, их не брали в армию и на государственную службу. И лишь в Советском Союзе, где было провозглашено интернациональное братство, евреи были нежелательными элементами в ряде высших учебных заведений, в специальных школах, правоохранительных органах и на партийной работе.
И все-таки, несмотря на процветающий антисемитизм, среди научных сотрудников академических институтов было очень много евреев, которые традиционно ценили хорошее образование. Плохо занимающийся еврейский мальчик — это вообще нонсенс, хотя в Одессе встречались и такие. Когда началась перестройка, именно эти, хорошо образованные мальчики, и начали делать большие деньги, ринувшись в бизнес. Сказывались многовековые традиции, обязательная взаимовыручка и нестандартное мышление.
Петровский часто задумывался над природой столь отвратительного явления как антисемитизм. С годами он пришел к выводу, что обычная зависть, недоверие и собственные просчеты легче всего проецируются на чужой успех, вызывая еще большее озлобление и зависть. Только абсолютно уверенный в себе человек не страдает комплексом неполноценности. Только абсолютно уверенная в себе нация избегает бацилл антисемитизма.
Все трое подняли рюмки и, не чокаясь, выпили. Петровский обратил внимание, что его собеседники лишь пригубили водку. Он тоже сделал один небольшой глоток и поставил рюмку на стол.
— Мы хотели с вами увидеться, чтобы поговорить о наших проблемах, — начал Алентович. — Нам казалось, что мы вели себя достаточно честно по отношению к вам. Наш представитель просил вас о помощи, но вы ему отказали. Мы предлагали очень большие деньги за сотрудничество, понимая, насколько авторитетно ваше агентство. Однако после вашего отказа решили обойтись собственными силами.
— Да, — благодушно поддержал своего друга Аркадий Наумович, — мы выделили хорошие деньги.
— Боюсь, что ваш представитель не понял мотивов, которыми я руководствовался, — улыбнулся Петровский, — мы не могли с ним договориться, так как у нашего агентства был совсем другой план.
— Другой план? — переспросил Алентович. — Очень интересно. А вам не кажется, что вы немного перепутали ваши функции? Вы аналитическое агентство, а не банк, который занимается акциями комбината. И план составляем мы. Или банковское объединение, которое представляет наш уважаемый Аркадий Наумович. Но никак не ваше аналитическое агентство. Или у вас есть лишние несколько сотен миллионов долларов? В таком случае сами купите комбинат и мы закончим все наши разговоры.
— У меня нет таких денег, — признался Петровский, — и полагаю, вам это известно.
— Тогда почему вы отказываете нам? — жестко спросил Алентович. — Решили, что Жуковский даст вам больше денег? Не надейтесь, у него сейчас очень сложные времена. И почти нет денег. Комбинат — его последняя ставка. Как только у него отнимут комбинат, он будет окончательно разорен.
— И вам нужно его разорить? — полюбопытствовал Святослав Олегович.
— Это наше дело, — ответил Алентович, — мы сами решаем, что именно нам нужно сделать. И нанимаем нужных людей.
— Меня не нанимают, — разозлился Петровский, — меня просят о сотрудничестве или приглашают.
— Возможно, я неудачно выразился, — согласился Алентович, — но вы должны знать, что нас несколько смущает такая деятельность вашей конторы, — он все-таки не удержался, чтобы назвать агентство «Миллениум» конторой.
— Чем именно?
— С одной стороны, вы отказываете нам, а с другой — проплачиваете статью нужного нам характера. С небольшой поправкой на банковский кредит «Голдман-Сакса». И тогда мы удивляемся. А когда мы удивляемся, мы хотим точно знать. Почему вы решили выступить на нашей стороне? Или вас попросил кто-то еще? Вы видите, мы предельно откровенны и хотим получить от вас такой же предельно честный ответ.
— Наши аналитики полагают, что ваша идея может оказаться удачной, — сказал Святослав Олегович, — мы тоже просчитали варианты и согласились с вашим планом.
— Тогда почему вы отказали нашему представителю?
— У него репутация проходимца, — улыбнулся Петровский. Ему было приятно сказать именно это слово, в ответ на «контору», услышанную от Алентовича.
Тот понял его ответный намек и усмехнулся. У очень богатых людей редко бывает плохое настроение. Оно колеблется в амплитуде от очень хорошего до просто хорошего. Когда нет главных проблем, волнующих всех остальных, можно позволить себе пребывать в благодушном состоянии.