— Я этого не делаю!

— Ты все время это делаешь! — она заколебалась. — Наверное, это даже хорошо, что мы можем иногда друг от друга отгородиться. Ты же не хочешь все время знать, что я чувствую?

Вопрос прозвучал неуверенно, как будто, задавая его, Мэри преследовала какую-то скрытую цель.

— Нет. Конечно нет, — ответил он. — Ты права, разумеется.

— Ну вот, — продолжила она с облегчением, — так что ты хотел сказать, когда сквонка приласкали, или похвалили, или что там еще?

— Что я хотел сказать? — Джим нахмурился. — Не помню... Ах да, я решил, что сквонк, возможно, шел к этому лаагу за указаниями, и по тому, что сквонк сделает потом, мы сможем узнать, как сотрудничают сквонки и лааги. Но нашего сквонка всего лишь приласкали.

— Погоди-ка — может, это и не так, — сказала Мэри.

— Не так?

— То, что лааг сделал рукой, когда прикасался к сквонку, — продолжила она. — Как ты и сказал, лааг мог его хвалить. Но мог и говорить с ним. Или даже давать ему указания.

— Ты сказала, что не чувствуешь эмоций сквонка, — сказал Джим, — а жаль. Слишком уж он был счастлив, чтобы это оказалось просто новым заданием. Он чуть ли не впал в экстаз.

— Может, он любит работать.

— До такой степени?

— Откуда нам знать, насколько сквонки любят работать? — поинтересовалась Мэри. — Пастушьи собаки любят перегонять отары. Лайки любят тащить сани в упряжке. Может, сквонк такой же, только он еще сильнее любит работу. Откуда нам знать?

— Неоткуда, — согласился Джим. — Но поверить в это трудно.

— Ну так мы выясним.

— Спросим его, что ли? — сказал Джим.

— Нет, просто будем наблюдать. Что ты делал, когда был маленьким?

— Ходил в школу. Играл, — ответил он. — А ты что делала, когда была маленькой?

— В этом вся разница, — сказала Мэри. — С тех пор как я себя помню, я наблюдала и училась. Я говорила, по-моему, что не могла дождаться, пока уеду из дома. Мои родители... — Она внезапно прервала себя: — Я слишком много о них говорю.

Джим не знал, что ей ответить.

— По-моему, ты только раз их упоминала, — произнес он наконец.

— Правда? Неважно. Я просто хотела сказать, что они оба были совершенно бесполезными личностями. Миллионы людей могли прожить их жизнь за них, и никто бы не заметил разницы. Я давным-давно решила, что со мной такого не будет. Я буду работать и учиться — так я и сделала. В этом разница между мной и всеми остальными.

— Мной, например, — сказал Джим.

— Если честно, то да, и тобой. Ты просто вырос — и все, да? С тобой все просто происходило?

— Ну, не совсем, — ответил Джим. — Как я уже говорил, все дети в какой-то момент хотят стать пограничными пилотами, а я сохранил эту мечту и стал им.

— Это замечательно, — сказала Мэри. — Я имею в виду, что ты добился своего. Есть занятия и поважнее, чем пилотировать истребители. Но я не об этом говорю.

— А к чему ты тогда начала этот разговор?

— Потому что когда я сказала, что мы выясним, насколько сквонк любит работать, ты отшутился, будто это невозможно. Этого можно добиться наблюдением и дедукцией.

— Понятно. Извини. Теперь буду знать.

— И не надо так легкомысленно к этому относиться.

— Слушай, — поинтересовался Джим, — и чем это я тебя так задел сегодня?

— Я собираюсь работать, а ты шутки шутишь! — взорвалась она. — Если не хочешь помочь, может, заткнешься и оставишь меня в покое?

Джим сказал было, что он помогал, но решил, что так он только продолжит спор, который ему не выиграть. С Мэри, скорее всего, ему ни один спор не выиграть, так что лучше и не начинать. Хотя он не собирался начинать и этот.

Так или иначе, у него были свои планы, и пора было за них браться.

— Интересно, — сказала Мэри, словно бы полностью забыв предыдущий разговор, — куда это сквонк нас тащит?

Ответа не пришлось ждать долго. Вскоре их сквонк повернул к одному из зданий-ульев побольше.

Глава семнадцатая

Джим ждал чего угодно, только не этого. Все внутри было огромным, но очень аккуратным. От входа до самой дальней стены тянулись длинные столы шириной в метр, отстоящие друг от друга метра на три. Длина у них была разная, в зависимости от того, как далеко оказывалась стена круглого здания.

С обеих сторон за этими столами лааги стояли или сидели в чашеподобных сиденьях вроде тех, что Джим и Мэри видели в заброшенном корабле. Это напоминало конвейер, но они не передавали свою работу следующему по цепочке. Здесь они собирали из кучи деталей разные маленькие механизмы, а потом вызванный непонятным Джиму образом сквонк забирал готовое изделие и уносил его.

Некоторые лааги не работали. Они не стояли и не сидели в стульях-чашках, а съеживались как можно больше, почти полностью втягивая руки, ноги и голову и опираясь на основания своих туловищ, как покрытые кожей круглые бочки.

Их сквонк пошел прямо к дальней стене комнаты и занял позицию посреди длинной очереди других сквонков.

— Что дальше? — поинтересовался Джим.

Мэри не ответила. Вскоре один из сквонков в очереди бросился к ближайшей скамье, взял собранный агрегат, который мог бы уместиться в обеих руках Джима-человека, и пошел в глубь здания.

Они ждали. Другие сквонки отходили забирать собранные изделия у лаагов. То ли каждый сквонк был прикреплен к определенному лаагу, то ли существовала какая-то система, по которой сквонки работали курьерами.

Мэри молчала. Она явно была занята наблюдениями и выводами. Джим решил, что ему тоже следует заняться делом, и прежде всего обдумать, как вырваться из-под контроля Мэри.

Насколько он помнил, гипнотический приказ вечно не длится; со временем он угасает. Сколько для этого требуется времени, он знать не мог. Да он и не собирался ждать освобождения, хотя бы потому, что вырваться самому было куда приятнее, чем покорно дожидаться свободы.

Джим сосредоточился на словах Мэри о том, что она не чувствовала эмоций сквонка. Еще она призналась, что по крайней мере иногда не чувствовала эмоции самого Джима. Джим подозревал, что «иногда» относилось к любому времени, когда они не были в прямом контакте для разговора. Он ухватился за это признание Мэри, как шахматист, заметивший слабое место в обороне противника.

Суть дела была в том, признался он сам себе, что им руководил уже не гнев, а дух состязания. Гипнотический контроль бросал ему вызов, а древний инстинкт упрямства в его характере всегда отвечал на вызовы. Как-то раз он умудрился тайком взглянуть на тесты, которые проходил при обучении на пограничного пилота, и выяснил, что именно это качество помогало ему добиваться успеха на границе. Экзаменатор заметил, что наибольших успехов он достигал при вызове.