– Принцесса задает тебе вопрос, Маг.
Она слишком увлеклась, перебирая кудри у него на затылке, чтобы замечать что-то еще. Она не была глупа, но я за ней такое уже замечала: от прикосновения к сидхе она будто пьянела.
Она выглянула из-за его шеи, нервно трепеща крыльями.
– Что?
– Ты знаешь любовника Беатриче?
– Вот он, – показала она на Гарри.
– А любовник-сидхе у нее был?
Глаза феи широко распахнулись.
– Сидхе? У Беатриче?.. – Она покачала головкой. – Если б я знала, я бы попросила ее позволить мне его потрогать.
– Беатриче никогда не рассказала бы Маг, – вмешалась Душистый Горошек.
Я поискала ее глазами – она сидела на кастрюле, свисавшей с крючка на ближней стене.
– А тебе она сказала?
– Да.
– Кто он? – выпалил Гарри.
Никто его не одернул, потому что вопрос этот интересовал всех.
– Она мне не сказала, объяснила, что он заставил ее пообещать никому не говорить, или он разорвет их отношения.
– Зачем ему это было нужно? – удивился Дойл. – Если только он не...
Закончил фразу Холод:
– Не королевский страж.
– Кто же рискнул бы смертью под пытками за меньшее, чем плоть сидхе? – не поверил Аматеон.
Я неприязненно на него поглядела.
– Я не заслужил такого взгляда, принцесса, это просто правда.
Я начала было возражать, но остановилась. У меня был любовник из малых фейри в Лос-Анджелесе, и мне было с ним чудесно, но... но я жаждала другой плоти. Если однажды ты испытал любовь сидхе, все другое действительно с ней не сравнится. Я хотела бы поспорить с Аматеоном, но не могла. Не могла спорить, оставаясь верной правде.
– Не буду с тобой спорить, Аматеон, – сказала я.
– Потому что не сможешь, – возразил он. Он по-прежнему твердо держал Онилвина за локоть, но смотрел только на меня.
Я кивнула, признавая его правоту.
– Но если не страж, – спросил Гален, – то с чего ему беспокоиться, что кто-то узнает о его отношениях с Беатриче?
Я вгляделась в него, пытаясь найти хоть малейший признак, что он понимает наивность своего вопроса, но в его лице не было даже намека на такое. Маг прильнула к его шее и объявила нам:
– Это так мило!
– Что? – не понял Гален.
– Хватает таких, кто водится с нами, низкорослым народцем, – сказала Мэгги-Мэй, – но мало кто пожелает признаться в том вслух.
Гален нахмурился:
– Почему?
Аматеон поинтересовался:
– Ты при том же дворе живешь, что и мы?
Гален пожал плечами, едва не сбросив Маг. Он помог фее удержать равновесие, протянув ей палец для опоры.
– Любовь – это драгоценность, как можно ее стыдиться?
Если бы я уже не любила его, я полюбила бы в эту секунду.
– Ты прав, мой друг, – сказал Дойл, – но наши свободные собратья не всегда думают так же.
– Высокомерие, такое высокомерие – стыдиться того, за что мы все отдали бы полмира, – воскликнул Адайр.
– Кто же признается, что спит с пернатой? – бросил Онилвин.
– Для ...ли подходят, а для любви – нет? – едко спросила Мэгги-Мэй. Кое-кто из мужчин отвел глаза. Дойлу встретить взгляд яростных золотых глаз ничто не помешало.
– Гарри Хоб был ее любовником?
– Йе, – кивнула Мэгги.
– Да, – одновременно сказали Маг и Душистый Горошек.
Дойл повернулся к Гарри.
– Не каждому хобу доводится делить подружку с сидхе.
– Подружку? Не-а, я любил девчонку.
– И как ты относился к необходимости делить ее с другим?
– Беатриче поссорилась с Гарри, – сообщила Душистый Горошек.
– Но мы помирились, – быстро сказал Гарри.
Душистый Горошек подтвердила, что это правда.
– Она порвала с сидхе, – добавил хоб.
– Бросила сидхе ради тебя? – Маг залилась высоким щебечущим смехом.
– Не смейся над ним, Маг, – сказала Мэгги-Мэй. – Бывает, что любовь важней, чем магия или власть.
– Ты знала, что Беатриче рассталась с Гарри? – спросила я.
– Йе, и что она приняла его обратно – тоже.
– Если Беатриче порвала с сидхе, – заметил Дойл, – почему Гарри ждал его появления здесь, на кухне?
– Беатриче сказала, что он заставлял ее делать ужасные вещи. Она сперва соглашалась, а потом передумала.
– Что за ужасные вещи? – спросил Дойл.
– Она мне не сказала. Сказала только, что никто бы не поверил, что он может творить такие кошмарные вещи.
Мы были неблагие, а не благие, а значит, смело могли признаваться в очень многих вещах. Что же могло быть так ужасно, что это сочли бы невероятным? От какого извращения в ужасе отвернулась Беатриче?
– Ее сидхе потребовал еще одно свидание, чтобы попытаться убедить Беатриче изменить решение. Я умолял ее не ходить.
– Почему? Ты боялся за ее жизнь? – спросил Дойл.
– Нет, нет. Если бы мне только пришло такое в голову, я бы никогда не отпустил ее к нему на свидание, – ответил Гарри.
– Тогда в чем причина?
– Я ревновал, а кто бы не ревновал? Я боялся, что он снова ее сманит. Да поможет мне Богиня, я только о своей ревности и думал.
Наверное, Дойл подал какой-то знак, потому что Холод и Гален отпустили руки Гарри. Он потер руку, которую держал Холод.
– И ты спрятался при виде Онилвина, потому что принял его за ее любовника.
– Мы думали, что он пришел убить Гарри, – сказала Душистый Горошек. – Если бы она рассказала кому-то свою тайну, то только Гарри. Я сказала ему спрятаться.
– Если ты боялся одного Онилвина, почему ты не выбрался из укрытия, когда вошли мы все? – спросил Дойл.
– А ты хотел бы, чтобы кто-то узнал, что ты спрятался, вместо того чтобы броситься на мужчину, которого считал убийцей твоей любимой? Неужто я хотел бы, чтоб Мрак или Убийственный Холод узнали, что я такой трус?! – В его глазах заблестели слезы. – Я сам не знал, что я такой трус.
– Онилвин, – позвал Дойл, – так почему ты решил нас опередить? В чем истинная причина?
Онилвин открыл рот, но ему пришлось громко прокашляться, прежде чем заговорить.