– Ох, я...
Я прижала палец к его губам.
– Давай заставим траву расти.
Он нахмурился.
– Возьми меня, – сказала я и отняла палец от его губ.
Он улыбнулся ярко и открыто и стал будто моложе и... человечней.
– Если это твое желание.
– Кто теперь предлагает исполнить желание?
– Я предложу тебе все, что в моих силах исполнить.
Я села на него, и даже сквозь все слои одежды ощущение было изумительным.
– Дай мне это, – сказала я, и на этот раз мой голос прозвучал хрипло.
– С охотой. Вот только разденемся.
Я смотрела ему в лицо. Кажется, программу действий он только что изложил.
Наши одежды посыпались на землю как дождь, которого здесь не было целую вечность.
Аматеон упал навзничь на эту сухую, обезвоженную землю – будто драгоценность, оброненная на грубую серую простыню. Он начал светиться еще до того, как полностью разделся. Я провела рукой по его голому плечу, и кожа засияла под пальцами, словно внутри у него вспыхнула молния, словно даже легчайшего прикосновения к любой, самой нечувствительной части тела было уже слишком много. Интересно, что случилось бы, выбери я более чувствительное местечко.
Я коснулась кончиками пальцев груди, и свет стал разгораться под моими пальцами. Все его тело сияло яркой белизной, но под моими пальцами вспыхивал будто настоящий огонь – оранжево-красное пламя. Там, где я к нему прикасалась, он становился горячей; красное, жаркое пламя текло следом за моими пальцами. Я провела рукой по его животу, и одного этого было достаточно, чтобы он дернулся всем телом, часто дыша. Он зажмурил глаза, руки скребли по сухой земле – а я всего лишь погладила его живот. Я потеряла самообладание, я хотела знать, как он среагирует, когда мои руки обнимут самую чувствительную его часть.
– О нет, Мерри, девочка, не надо, или я долго не продержусь.
– Ну так не держись, – предложила я.
– Что? – непонимающе спросил он, глядя на меня затуманенными глазами.
– Пусть в первый раз будет недолго, не важно. Свою крутизну докажешь в следующий раз.
– В следующий раз, – повторил он и рассмеялся. – Я не верю в следующие разы. Все, что у меня есть, – это ты, здесь, сейчас.
Он сел и наклонился ко мне. Мы уже не касались друг друга, просто сидели почти вплотную.
– Если тебе не понравится, ты не захочешь меня снова.
Я тоже наклонилась к нему, почти к самому лицу.
– Она что, судила о вас по единственной ночи?
Он посмотрел удивленно.
– Да, – прошептал он.
– Я так не делаю.
Он улыбнулся.
– Хочешь сказать, что Холод или Дойл были не слишком впечатляющи в их первую ночь?
Я не сдержала улыбки:
– Нет.
– А кто тогда?
Я покачала головой.
– Все были изумительны, только некоторым практика прибавила блеска.
Он чуть отстранился, чтобы лучше видеть мое лицо.
– Ты серьезно?
– Да.
– Они не могли все быть так хороши.
– Если бы и не были, я б не сказала.
– Ты не скажешь... – прошептал он.
Я потянулась к его лицу, но он снова подвинулся назад, не давая к себе прикоснуться.
– Что не скажу? – спросила я.
Он выразительно на меня посмотрел.
– А, – сказала я и улыбнулась, но очень нежно. – Нет, не скажу.
Он обвил меня руками и привлек к себе. Его спина была покрыта сухой пылью. Я думала, пыль будет шершавой, но она оказалась тонкой и скользкой, как мельчайший тальк; не мешала чувствовать теплую гладкость его кожи, но как будто добавляла текстуру, как сахарная пудра, посыпанная на теплый, роскошный пирог.
Я подалась назад, чтобы разглядеть ладони, покрытые мягкой серой пудрой.
– Такая мягкая. – Я посмотрела ему в глаза. – Она везде будет казаться такой же мягкой?
Он притянул меня к себе, и за мгновение до того, как наши губы соприкоснулись, шепнул:
– Давай узнаем.
Мы катались в пыли, пока не стали похожи на серых призраков. Сияние нашей магии мерцало сквозь пыль, как рождественская иллюминация сияет сквозь снег.
Чуть не с ног до головы покрыв нас похожей на пудру пылью, он демонстрировал мне, какие возможности, какие силы таятся в его теле, и я взмолилась:
– Пожалуйста, не дразни меня больше, Аматеон! Войди в меня, возьми меня!
– Кажется, ты собиралась быть сверху?
Голос дразнящий и полный наслаждения.
– Так ложись – и буду! – Я попыталась толкнуть его, но он прочно стоял на коленях, и мне не удалось повалить его наземь.
Его волосы обрамляли лицо густыми медными волнами, ласкали широкие плечи. Даже серовато-белая пыль не скрывала роскошный цвет его волос. Накладывающиеся друг на друга цвета в его глазах сияли каждый по отдельности, как драгоценные камни: сапфир, изумруд, рубин, янтарь и аметист. Даже черные зрачки в сиянии силы казались отполированными самоцветами.
Как только его французская косичка растрепалась, Аматеон остановился было и попытался собрать волосы, словно стыдился их длины – всего до плеч. Но я показала ему взглядом и жестами, что он – прекрасен, весь он целиком.
К моменту, когда он наклонялся ко мне, стоя на коленях, сияя магией сквозь пыльную пелену, от этой душевной раны ничего не осталось. И все же он отвергал меня.
– Пожалуйста, Аматеон, прошу, умоляю – ляг для меня или возьми меня. – Если б на нем была рубашка, я бы сграбастала его за грудки, но сейчас сграбастать я могла только одну деталь, а к ней он меня не подпускал. Он поймал мои руки и сказал:
– Я целую вечность не слышал, чтобы женщина, любая женщина, молила о моем прикосновении.
Он прижал мои и свои руки к груди и зажмурился, потом у него вырвался долгий вздох:
– Эта земля слишком долго была в запустении, Мередит, слишком долго не знала любви. Она боится, что уже слишком поздно, и в ней не осталось жизни, которую можно было бы пробудить.
– Земля – это ты, Аматеон, – возразила я. – И ты – живой. Доверься мне, и я буду тебя любить. Пожалуйста, Аматеон, дай мне любить тебя.
– Ты так легко говоришь о любви... ты подразумеваешь секс?