Мэви молчала. Ее взгляд был устремлен на бассейн, но не думаю, что она видела хоть что-нибудь. Она молчала так долго, что мне пришлось разбить паузу.
– К чему эти купальники, миз Рид?
– Я просила называть меня Мэви. – Но она так и не повернулась ко мне, и фраза прозвучала механически, будто она говорила не думая. Я улыбнулась.
– Прекрасно. Так зачем нужны купальники, Мэви?
– Это на случай, если тебе захотелось бы устроиться с большим комфортом, только и всего. – Ее голос все еще звучал совершенно невыразительно, как в заранее выученном диалоге, смысл которого уже забылся.
– Спасибо, но мне и так хорошо.
– Думаю, для джентльменов костюмы тоже найдутся. – Она наконец взглянула на меня, но голос был по-прежнему лишен интонаций.
– Спасибо, не нужно. – Я сделала достаточно выразительное ударение на слове "спасибо", так что она должна была уловить намек.
Мэви поставила пустой стакан на поднос, надела очки и только потом взяла принесенный напиток. Она выпила чуть не четверть стакана одним длинным глотком и посмотрела на меня. Большие очки в круглой широкой оправе были ко всему прочему еще и зеркальными, так что я видела лишь собственное искаженное отражение. Ее глаза и немалая часть лица были теперь полностью скрыты. В гламоре она уже не нуждалась, у нее было новое средство защиты.
Она стянула ворот халата поплотнее и отхлебнула рома.
– Даже Таранис не решился бы казнить Эмриса. – Ее голос был тихим, но ясным. Видимо, она старалась не поверить мне. Своей заготовкой с купальниками она выгадала достаточно времени, чтобы подумать над моими словами. Они ей не понравились, так что она пыталась их опровергнуть.
– Он не был казнен, – подтвердила я и снова не стала продолжать, ожидая ее следующего вопроса. Часто чем меньше говоришь, тем больше узнаешь.
Она посмотрела на меня, оторвавшись от своего стакана, стекла очков блеснули на солнце.
– Но ты сказала, что Таранис велел его убить.
– Нет. Я сказала, что он убил Эмриса.
За очками было не понять, но мне показалось, она нахмурилась.
– Ты играешь словами, Мередит. Эмрис был одним из тех немногих при дворе, которых я действительно могла бы назвать друзьями. Если его не казнили, что тогда? Ты намекаешь на преднамеренное убийство?
Я покачала головой.
– Не совсем. Король вызвал его на личный поединок.
Она дернулась, словно я ее ударила, ром выплеснулся на белоснежный халат. Горничная протянула ей льняную салфетку. Мэви отдала ей стакан и принялась вытирать руки, но мысли ее явно были далеко от этого занятия.
– Король никогда не принимает личных вызовов. Он представляет слишком большую ценность для двора, чтобы подвергать его жизнь риску на дуэли.
Я пожала плечами, наблюдая, как мое отражение в ее очках делает то же самое.
– Я только сообщаю факты, а не объясняю их.
Она бросила салфетку на поднос, но не попросила стакан обратно. Потом она наклонилась вперед, все так же комкая халат у горла и на бедрах.
– Поклянись мне, торжественно поклянись, что король сразил Эмриса на дуэли.
– Я клянусь тебе, что это правда.
Она вдруг откинулась назад, будто вся энергия вытекла из нее. Руки еще слабо цеплялись за халат, но казалось, что она на грани обморока.
Горничная спросила:
– Вам нехорошо, миз Рид? Принести вам что-нибудь?
Мэви слабо махнула рукой.
– Нет, ничего. Все нормально.
Она ответила на вопросы в обратном порядке: небольшая увертка, потому как с ней, очевидно, не все было нормально.
– Значит, я была права, – проговорила она очень тихо.
– Права в чем? – спросила я так же тихо, подвинувшись поближе – чтобы она точно меня услышала. Она улыбнулась, но слабо и совсем нерадостно.
– Нет, мой секрет так легко тебе не достанется.
Я нахмурилась, и вполне искренне:
– Не понимаю, о чем ты.
Она заговорила более уверенно и твердо:
– Почему ты приехала сюда, Мередит?
Я слегка подвинулась назад.
– Потому что ты просила об этом.
Она испустила громкий и долгий вздох, на этот раз не для показухи, но думаю, просто потому, что ей это было нужно.
– Ты рискнула вызвать гнев Тараниса только ради визита к другой сидхе? Вряд ли.
– Я наследница Неблагого трона. Ты действительно думаешь, что Таранис осмелится поднять на меня руку?
– Он вызвал Эмриса на дуэль всего лишь за вопрос о причине моего изгнания. Тебя саму в детстве избили за интерес к моей судьбе. И все же ты сидишь здесь и разговариваешь со мной. Он никогда не поверит, что я не сказала тебе, почему он меня изгнал.
– Но ты не сказала, – ответила я, пытаясь не выдать своего нетерпения в языке тела, но безуспешно, по-видимому.
Она еще раз чуть улыбнулась.
– Он никогда не поверит, что я не поделилась с тобой своим секретом.
– Пусть думает, что ему угодно. Поднять на меня руку – означает войну между дворами. Не думаю, что твой секрет, каким бы он ни был, того стоит.
Она снова издевательски расхохоталась.
– О, полагаю, король за него рискнет войной между дворами.
– Ну, возможно, и рискнет – если сам сможет спокойно сидеть далеко от линии фронта, – но королева Андаис имеет право вызвать его на единоборство. Я не поверю, что Таранис отважится на такое.
– Ты – наследница темного трона, Мередит. Ты не представляешь, какая сила заключена в свете.
– Я бывала при Благом Дворе, Мэви, и понимаю, что если однажды свет поверг тебя наземь, ты станешь его бояться, но все боятся тьмы, Мэви, все абсолютно.
– Не хочешь ли ты сказать, что верховный король Благого Двора боится неблагих? – В ее голосе звучало гневное недоверие.
– Я знаю, что все благие боятся Воинства.
Мэви откинулась на спинку шезлонга.
– Их боятся все, Мередит, при обоих дворах.
Она была права. Если Неблагой Двор сам по себе был тьмой и страхом, то слуа были еще хуже. Им привычно было такое, чего даже неблагие страшились. Слуа были воплощением таких кошмаров, что даже вообразить невозможно.
– А кто управляет Воинством? – спросила я.
Она смешалась, но сказала все же:
– Королева.
– Она может послать Воинство для наказания преступника без суда или предупреждения – за определенные преступления. Одним из таких преступлений является убийство ее кровного родственника.