— Нет.
Мне показалось или в синих глазах господаря промелькнуло облегчение?
— А можно поинтересоваться почему?
— Да сам посуди, — здраво пояснила я. — Брат твой — человек служивый. Ну привезет меня к себе, а сам — в боевой поход, басурман бить. Оно мне надо — куковать в чужом краю, среди незнакомых людей?
— И какой же тебе муж нужен?
— Да чтоб ровней меня считал, а не кухаркой, прачкой и наседкой для его детей! — выпалила я на одном дыхании, ибо нежданное сватовство успело мне порядком надоесть.
— Значит, сама воевать хочешь? — усмехнулся Влад.
— Не хочу, но если понадобится — буду! И никто мне не указ, — почти орала я. — Потому что если любовь, то ничего не страшно. Потому что за любимым — и в огонь, и в воду, и на вашу дурацкую мужицкую войну!
— Тихо-тихо, остынь, — выставил перед собой руки в примирительном жесте романин. — Так бы сразу и сказала, что не люб он тебе.
— Ну, так сейчас говорю, — потухла я и отщипнула хлебушка, чтоб успокоиться.
— Значит, первый вопрос мы обсудили, — повеселел господарь. — Теперь переходим ко второму. Сколько мне будет стоить твоя ведовская служба в одном местном предприятии?
Вот огорошил так огорошил. Сначала жениха предложил, теперь денег. Интересно, а третий вопрос у нас такой же непростой будет? Может, попросить весь список огласить, пока меня нежданчик не прихватил?
— То от многих вещей зависит, — осторожно ответила я. — Ты мне сперва обскажи, чего надобно, тогда и решим.
— Михай, заходи, — вдруг заорал князь. — Я же слышу, как ты под дверью отираешься.
Створки жалобно скрипнули, когда на пороге появился грустный малорослик.
— Подслушивал? — строго спросил Влад.
Михай только еще ниже опустил голову.
— Вот и славно, — хищно ухмыльнулся господарь. — Значит, ты уже знаешь, что девица в сватовстве тебе отказала. Что имеет и свою хорошую сторону — мне не придется требовать с тебя право первой ночи, на котором я обязательно настоял бы, а тебе мучиться от ревности, пока твоя невеста отбывает со мной повинность.
Меня снова захлестнула волна жаркого румянца. Охальник! Первая ночь ему! Да угольков ему в штаны, лиходею!
— Я б подать внес, — бормотнул перевертыш и тоже покраснел.
— А я б деньгами не взял, — веселился злыдень. — Еще и приплатил бы за такую прелестницу.
— Если вы оба не прекратите, — не выдержала я, — тебе, князь, другую ведьму для своих дел искать придется.
— Да я тебе еще кражу моего знака фамильного не простил, — свысока бросил Влад.
— А это будет одно из условий соглашения, — не испугалась я. — Если договоримся — помилуешь и карманника моего тоже преследовать не будешь.
Эк я вовремя про Глеба вспомнила! Романин даже опешил от моей наглости.
— Все еще спасаешь сирых и убогих, синица? — грустно спросил он. — Плечи-то не устали весь мир на себе держать?
Что на такое отвечать, я просто не знала, поэтому решила вернуть разговор в деловое русло:
— По рукам?
И когда мои пальцы ощутили гладкую прохладу княжьей ладони, я поняла, что обратной дороги у меня нет, что фигуры уже расставлены и первый ход вовсе не за мной. Такой вот закон жизни.
Спереди — море, позади — горе, справа — мох, слева — «ох».
Поговорка
На постоялом дворе ничего не изменилось. Как оставила я наших лихих разбойничков трапезничать за тесаным столом в углу общей горницы, так и сидели они, о чем-то негромко переговариваясь, будто и не отлучались никуда. Народу по случаю обеденного времени было преизрядно, так что крутобокие подавальщицы просто сбивались с ног в попытках всех обслужить. Михай вошел первым, поводя головой из стороны в сторону, принюхиваясь да приглядываясь. Все правильно, его ко мне в охранение приставили, вот и исполнял он службу в меру своего разумения и возможностей. Трактирщик, хлопочущий за стойкой, глядел на валаха без интереса. Дружинник, сменив военное облачение на крестьянский кожух, стал выглядеть настолько неприметно и безопасно, что сердце радовалось. Я решительным шагом подошла к своим, мимоходом кивнув Антипу. Тот ответил удивленным взглядом. Ёжкин кот, да он же меня не признал! Про свой морок-то я и запамятовала. Но теперь-то уже поздно — пусть что хочет думает. Я устроилась рядом с Иваном, гостеприимно махнула перевертышу, чтоб присоединялся, и отобрала у Колобка ряженку. Прихлебывать кислячок из блюдца было не очень сподручно, зато желудок мой этому подношению явно обрадовался.
— Слышь, атаман, а попроси-ка свояка рассолу мне организовать, — начала я непринужденную беседу. — Дюже организм требует.
— Ну чего ж не помочь, коли трубы горят, — согласился Колоб. — Метнись, Ванечка, до Антипа, пусть подсуетится.
Дурачок послушно поплелся к стойке. Мой охранник стоял соляным столбом и пялился на бывшего атамана, аж рот раскрыл в удивлении. Его запястья, выглядывающие из рукавов, были покрыты длинной серой шерстью, ладони съежились. Вовкудлак находился на грани боевой трансформации. Эк его разобрало!
— Михай, сядь, не позорься, — дернула я за полу перевертыша. — Это мой друг. И такие вот люди у нас в Рутении обитают.
Человеком-то нашего Колобка можно только с большой натяжкой назвать, но чего для пользы дела не ляпнешь… Дружинник не унимался. До моего слуха донеслось сдавленное рычание. Что ж делать, люди добрые? «Фу, место!» — кричать? Обидится еще. Не настолько близко мы заприятельствовали.
— Ох, не ешь меня, Волчик-братик, — вдруг вступил Колобок дребезжащим голосом, — лучше песенку мою послушай…
Михай мигнул раз, другой, расслабленно присел на лавку, внимая Колобковой песне. Ни рифмы, ни мелодии я в этих стенаниях не уловила, но, видно, чудной верлибр зацепил что-то в душе романина, надавил на какие-то тайные места, задел какие-то струны. Через несколько минут перевертыш довольно таращился в пространство пустыми глазами и улыбался, по подбородку стекала блестящая дорожка слюны.
— Да ты, дядюшка, златоуст! — восхищенно выдохнула я. — Не врут сказки.
— А то, — оскалился Колоб. — Думаешь, легко мне было бы в большом и страшном мире без эдакого умения? То-то же…
— И надолго ты его колдонул?
— Да хоть до морковкина заговенья, — начал кругляш восторженно, но, увидев Ванечку, нагруженного подносом со снедью, слегка стушевался. — Аккурат поговорить успеем без лишних ушей.
Я согласно кивнула. Иван поставил передо мной жбан с пенным квасом, к которому я моментально присосалась, даже не размениваясь на такую мелочь, как кружка. Уф! Жить, как говорится, хорошо!
— Зигфрид где? — спросила я, утолив первую жажду.