– Ты твердишь это снова и снова, – буркнул Рис. – Почему ты так в этом уверен?
– Она исчезла, потому что мы были недостойны ее хранить. Что, если она снова исчезнет, случись Мерри передать ее в недостойные руки?
– Полагаю, этого аргумента хватит, чтобы королева оставила чашу у Мерри, – сказал Дойл. – Она не отважится на риск потерять чашу снова.
– Если Таранис вынудит нас вернуть ему чашу и она исчезнет, – проговорил Гален, – это станет последним свидетельством его неспособности править.
– А этот довод мы можем использовать, чтобы убедить его не требовать возвращения чаши, – но только с глазу на глаз. Публично мы даже намека не можем себе позволить на то, что он недостоин трона, – напомнил Дойл.
– Ну, это проблемы Тараниса, – сказала я.
– И мы очень, очень постараемся, чтобы они не стали нашими проблемами, – сказал Дойл. – А сейчас, полагаю, нам всем нелишне вздремнуть. До отъезда осталось меньше суток, а дел у нас выше головы.
– Куда нам деть чашу? – спросила я. – Не бросать же ее на столе?
– Заверни ее в шелк и возьми с собой в спальню. Положишь в ящик комода.
– А нам не стоит убрать ее в сейф? В гостевом доме сейф имеется.
– Тот, кто захочет ее украсть, без труда выдернет сейф из стены.
– Ох, – выдохнула я. – Кажется, я слишком долго общаюсь с людьми. Все время забываю, насколько мы сильнее.
– Такое лучше не забывать, принцесса. Когда мы вернемся ко двору, тебе придется держать в уме, насколько опасен может быть каждый встречный.
– Ваш совет окончен? – поинтересовался висящий в воздухе Шалфей.
Дойл обвел взглядом серьезные лица присутствующих.
– Да, видимо.
– Прекрасно, – сказал Шалфей. – Мне задолжали чуток крови, и я хочу получить ее немедленно.
Я расслышала, как Холод набирает воздуху для спора, и звук был настолько мне знаком, что я вмешалась тут же:
– Нет, Холод, он в своем праве. Мы заключили сделку, а сидхе должны держать слово.
– Я не отказываюсь от сделки, но она все равно мне не нравится.
Я вздохнула. Я уже четыре недели кормила Шалфея, а Холоду всего один раз надо было дать эльфу капельку своей голубой крови – и это превращалось в проблему. Лежать в объятиях Холода – это замечательно. Да что там, замечательно просто глядеть на его красоту, но его вечные обиды меня раздражали и раздражала привычка все усложнять. Так что я начинала сомневаться, люблю ли я Холода, или просто вожделею к нему? А может, я просто устала. Устала от того, что именно мне приходилось вечно платить за все своим телом и своей кровью. Сейчас пришла очередь Холоду заказать выпивку на круг, и я слышать не хотела никакого нытья на эту тему, каким бы красавчиком ни был упомянутый нытик.
Рис с размаху бросился на кровать, перекатился на бок, подгреб к себе подушки и наконец устроился полусидя, опираясь на изголовье. Одну ногу он согнул в колене, вторую вытянул, чтобы ослеплять достоинствами всех входящих в спальню. Ухмылка Риса не сулила ничего доброго – такое выражение у него появлялось в сеансе дружеского и не очень поддразнивания. Холод подобного обмена колкостями не ценил – это если выражаться мягко.
– Брось эти штучки, Рис. Я серьезно говорю. Ночь на дворе, я устала, а денек был тот еще. – Открыв дверцу прикроватной тумбочки, я попыталась запихнуть чашу в ящик. Она не помещалась, ящик был слишком мелкий. Я выругалась себе под нос. – Как думаешь, может, ее просто оставить здесь? Завернем поаккуратней, и все.
– Оставляй, – махнул рукой Рис.
Я поставила завернутую в шелк чашу возле лампы, желая, чтобы она оказалась одновременно и дальше от меня, и ближе – хоть это глупо звучит. Мне хотелось держать ее в руках, чувствовать металл под пальцами – быть уверенной, что она не исчезнет ни с того ни с сего, – и в то же время хотелось сунуть ее на дно ящика, завалить тряпками и никогда больше к ней не прикасаться. В итоге я просто переставила ее на пол у кровати, прикрыв занавеской-подзором. От двери не видать – если кто-то к нам ворвется, – зато мне легко ее схватить в случае чего.
– С тобой сегодня и не пошутить, – ухмыльнулся Рис. – Горячая лесбийская любовь тебе в новинку, а?
Я глянула на него сердито.
– Подарить Мэви первый оргазм с сидхе за столетие – это честь, но ты же знаешь, что я к этому не стремилась.
– Как по мне, так очень даже стремилась, – ухмыльнулся он еще шире.
Прелестно. Он и правда хотел подействовать мне на нервы.
– Ты просто завидуешь.
Улыбочка слегка поблекла.
– Возможно. – Зубы опять блеснули. – А может, мне просто жаль, что я не был третьим.
Я распахнула халат, и при виде моей наготы глаз у него загорелся уже хорошо знакомым огоньком. Что-то между похотью и страданием – словно Рис хотел меня до боли. Я думала, что разгадка – в веках целибата, но другие стражи на меня так не смотрели. Взгляд этот мне и нравился, и интриговал, но я знала, что никогда не спрошу Риса, что он значит, – слишком уж личный вопрос. Пока он сам не пожелает объяснить, я не узнаю, в чем дело. Может, если когда-нибудь этот огонь пропадет, я и спрошу... Но только если пропадет.
Холод с Шалфеем о чем-то переругивались в коридоре за дверью. К несчастью, не один Рис сегодня был в игривом настроении. На Шалфея только рукой оставалось махнуть, но с Рисом я могла попытаться.
Я забралась на постель совершенно нагая и прошептала:
– Не дразни Холода, пожалуйста.
Рис на меня не смотрел и будто не слышал, что я сказала. Я прищелкнула пальцами:
– Эй, я здесь!
Он моргнул, но еще помедлил, прежде чем повернуться ко мне.
– Ты что-то сказала?
Я стукнула его подушкой. Он подушку перехватил и прижал к животу.
– Я серьезно, Рис! Будешь выеживаться – я взбешусь. – Я взяла себе другую подушку. – Я устала, Рис. В смысле, просто устала, физически. Я спать хочу, а не возиться с Холодовой ранимой психикой, пока он будет делиться кровью с Шалфеем.
Я поймала взгляд Риса и порадовалась, увидев, что улыбочка исчезла.
– Пожалуйста, не усложняй мне ничего.
– Ты меня просишь или приказываешь? – уже без иронии спросил он.
– Пока – прошу. Как друг, как любовница, не как принцесса.
Он переложил подушку за спину, сев еще выше.
– Ну, раз ты так мило просишь... – Улыбочка опять зазмеилась на губах. – К тому же Холод не в моем вкусе, если честно.
Я закатила глаза: