– Ты же познакомился с Вэл, остальные намного лучше.
Господи, чего он только не делал, чтобы отговорить ее от этой затеи. Но Вэн отказывалась его слушать. Она устроилась на лето работать в книжный магазин, и каждый день, возвращаясь домой, сводила его с ума.
– Разве нам не о чем больше поговорить? Роберт Кеннеди убит. Твой брат во Вьетнаме. Неужели мы только и можем говорить о каникулах?
– Да. – Вэн понимала, что он боится, но никак не могла взять в толк, почему. Ее домашние – совершенно безобидные люди, по крайней мере, так ей казалось. – Мы будем говорить об этом до тех пор, пока ты не согласишься поехать со мной.
– Черт побери! – Он уже вопил на нее, но устоять было невозможно. – Ладно! Еду.
– Ну, слава тебе, Господи! Свершилось!
На уговоры ушло два месяца, и когда Вэн позвонила родителям, тс были ошарашены. Кроме Энн, которая просила за подружку Гейл, Ванесса была первой, кто хотел привезти кого-то еще.
– А кто он такой, дорогая?
Фэй старалась говорить спокойно, сидя за своим столом в МГМ. Она испугалась, что парень недостаточно хорош для ее дочери, что не очень любит Ванессу. Порядочен ли он? Ведь Вэн еще такая наивная. Однажды среди недели Фэй столкнулась с Валери в обществе какого-то пьяного типа, похожего на парикмахера. Он совершенно не держался на ногах, и Вэл только что не тащила его на себе. Фэй собиралась поговорить с девочкой. После Рима дочь совсем одичала, и до Фэй стали доходить малоприятные слухи, в основном о тех, с кем встречалась Вэл. Но она неуправляема. Фэй снова мысленно вернулась к Ванессе и таинственному незнакомцу, которого дочь хотела привезти с собой. Конечно, Ванесса более уравновешенна, чем Вэл, и ей нравятся мужчины другого сорта. Но она не знала, как на это посмотрит Вард. Впрочем, арендованный дом, стоящий на самом берегу озера, большой, все разместятся. Действительно, прекрасно снова собрать детей вместе.
– Так кто он? Из университета?
– Нет, он кончает диссертацию по философии.
– А сколько мальчику лет? – Фэй была взволнована.
– Шестьдесят пять. – Вэн не отказала себе в удовольствии подшутить над матерью, но той было не до смеха. – Ладно, мам, не пугайся, ему двадцать пять. А что?
– А он не староват для тебя? – Фэй с трудом подавила вздох облегчения.
– По-моему, нет. Он еще вполне бодр, танцует, ездит на велосипеде…
– Перестань шутить! Это серьезно? Зачем ты хочешь его привезти? Какие у вас отношения? – Вопросы сыпались быстрее, чем дочь могла ответить. Вэн порадовалась, что позвонила, когда Джейсона не было дома.
– Нет, ничего серьезного. Просто хороший друг… – «Я живу с ним, мама…» Так ей хотелось сказать, но мать, конечно, испугалась бы. Почему она не задает таких вопросов Вэл?
Ну почему Вэн вечно должна получать шишки? Всю жизнь родители позволяли братьям делать все что угодно, как, впрочем, и Вэл; Энн вообще с ними не разговаривает. Вэн подозревала, что у других есть секреты посерьезнее, чем у нее. Грег немало напортачил за последние три года. И один Бог знает, чем занимается Вэл. У Энн таинственный вид… А она, Вэн ведет самый скромный образ жизни… Это нечестно. Но нежность в голосе матери все же дошла до ее сердца. Последовал очередной вопрос:
– Ты любишь его, девочка? Ванесса поколебалась.
– Не знаю. Он мне очень нравится, я думаю, что найдет общий язык и с вами.
– Он твой поклонник?
Ванесса улыбнулась старомодному слову. Они снова говорили по-дружески.
– Ну, более или менее…
– Ладно, я поговорю с отцом, посмотрим, что он скажет.
Так она и сделала. Вард, конечно, согласился и посоветовал жене не переживать. Ему легко говорить, а она всех пятерых все еще воспринимала как маленьких, требующих постоянной заботы.
На озеро Тахо все приехали в разное время. Вард хотел побыть наедине с Фэй. Дом оказался даже лучше, чем они ожидали; по углам высились башенки, на первом этаже огромная гостиная; обеденный стол на восемнадцать человек стоял в отделанной деревянными панелями столовой с огромным камином. Наверху двенадцать спален – гораздо больше, чем требовалось. Убранство простое и уютное, с лоскутными покрывалами, с оленьими рогами на стенах, оловянными тарелками. Были там индейские корзины и медвежьи шкуры на полу; словом, этого и хотел Вард, как он признался жене. Они заняли просторные комнаты с огромной старомодной ванной и гардеробной. А наутро сидели на берегу озера, держась за руки и вспоминая прошлогодний отпуск и Швейцарии.
Фэй повернулась к нему.
– Я бы хотела уйти на пенсию и навсегда поселиться в таком месте.
– Господи Боже! Ты? – Он не мог себе представить ничего более неуместного; его красивая, элегантная жена, выигравшая три награды Академии, самая известная в мире женщина-режиссер, Мастер своего дела, вдруг все это бросит и усядется, уставившись на озеро, на последующие сорок лет. Ей сейчас только сорок восемь, и Варду было трудно такое вообразить. – Ты с ума сойдешь от три дня.
– Нет, дорогой. В один прекрасный день я тебя удивлю. – Фэй все чаще задумывалась о том, что пора на покой. Она снимала фильмы уже больше пятнадцати лет. Вард удивился серьезности ее тона.
– Ты слишком молода для пенсии, детка. Чем же ты будешь заниматься?
Она улыбнулась и уткнулась ему в шею.
– Весь день валяться в постели.
– Меня бы такое устроило. Может, тебе действительно лучше отойти от дел, если ты имеешь в виду это?
Фэй улыбнулась, подумав о предстоящих неделях.
– Как ты думаешь, мы в обществе всего нашего стада выживем за эти две недели?
Варду хотелось побольше времени провести с Лайонелом и Грегом. Уже несколько лет они с сыновьями не резвились на воздухе. Вард был счастлив, что Лай пережил Вьетнам. Глаза его увлажнились, когда старший сын выскочил из машины. Он приехал первым, и Вард обнял его обеими руками.
– Боже мой! Какой ты высокий, загорелый. – Сын прекрасно выглядел и еще больше возмужал; в свои двадцать два он казался на пять-шесть лет старше, и Вард отметил, что Лай вовсе не похож на голубого. Он подумал, что, может, тот изменился, но сейчас было неуместно спрашивать. Когда он намекнул на это вечером, Лайонел рассмеялся. В тот день отец с сыном впервые за много лет говорили как друзья. Вард с уважением относился к фильмам, снятым сыном во Вьетнаме, ведь смертельная опасность поджидала его на каждом шагу.
– Нет, па, – ласково сказал Лай, – я не изменился. – Вард смутился, а сын улыбнулся. – Так не бывает, но после Джона у меня никого не было, если тебя интересует именно это. – Его лицо помрачнело при воспоминании о своей единственной потерянной любви. Прошло уже полтора года, но он ужасно тосковал по Джону. В каком-то смысле во Вьетнаме было легче. Лайонел не видел привычных мест, где они бывали вместе, жил другой жизнью. Вард видел, как болезненно сын переносит утрату.