– Думаешь обо мне самое плохое, не так ли? – спросил Балфур, сев и завернувшись в плед. – Поверь на слово, любимая, я бы не пустился в столь долгий путь лишь для того, чтобы немного поваляться на травке, как бы это ни было приятно.
– Прости, – пробормотала она, послав ему слабую улыбку. – Я, как всегда, сделала то, что захотела, а уж потом, после того как бросилась очертя голову, отрезав все пути назад, остановилась, чтобы подумать, правильно ли я поступила, благоразумно ли.
Балфур притянул ее в свои объятия.
– О да, что есть, то есть.
– Я предала тебя.
– Нет, хотя сначала я и сам так думал. Хотел бы я найти слова, чтобы выразить, как сильно сожалею о той боли, что причинил тебе своим недоверием, но то, что ты сделала, не было предательством. Ты не выдала ни единой моей тайны и не причинила мне вреда. Даже в малейшей мере не пошла против меня или моего клана. Ты всего лишь лгала.
Мэлди в изумлении уставилась на Балфура:
– Всего лишь?
– Да. И кстати, у тебя это прескверно получалось. Непросто тебе было следить за языком: не проболтаться о правде и притом не завраться. Ты отделывалась полуправдой или вовсе уходила от ответа. – Балфур лениво приглаживал ее непослушную гриву, зная, что это бесполезно, но не мог остановиться – уж очень приятно было прикасаться к густым мягким волосам. – Когда я успокоился настолько, чтобы умерить гнев и боль, то внимательно обдумал все, что ты сказала. Я размышлял над каждым нашим разговором и каждым ответом, что ты давала на мои вопросы. Если ты и солгала, то лишь для того, чтобы скрыть правду. Ты не хотела, чтобы я узнал, кто твой отец. И была права. Узнай я об этом, никогда бы не доверился тебе, не поверил бы, что ты не стараешься помочь ему. – Балфур покачал головой. – Я знаю, несправедливо возлагать на дитя вину за деяния отца, матери или еще какой родни. Однако ж, если бы выяснилось, что в тебе течет кровь Битона, я именно так бы и поступил.
– Ты не можешь винить себя за это после всех злодеяний Битона. – Мэлди протянула руку, чтобы погладить любимого по щеке. Словами не выразить, как она радовалась, что Балфур простил ее за обман и даже понял, почему ей пришлось к нему прибегнуть. – Я так мало рассказала тебе про себя, что ты просто никак не мог определиться, виновна я или нет. А поверил бы ты, если б я призналась, что жажду убить этого человека, что я приехала, чтобы исполнить клятву отомстить?
Балфур поморщился:
– Нет. Трудно поверить, что ребенок станет убивать собственного отца, даже такого ублюдка, как Битон. Еще труднее поверить, что это может сделать такая крошечная девчушка, как ты.
– Мне почти удалось, – заспорила Мэлди, в ней взыграла гордость, но потом она вздохнула: – Наверное, даже к лучшему, что ничего не вышло.
– Невзирая на твою клятву умирающей матери и то обстоятельство, что Битон заслуживал смерти, да, вероятно, это к лучшему. Хоть он и был бессердечным негодяем, его гибель не стоила твоей бессмертной души. Сначала я не был уверен, что тебе будет труднее простить: то, что я лишил тебя мести или что убил твоего отца. – Он подавил порыв запечатлеть на ее губах быстрый поцелуй, понимая, что многое еще нужно обсудить, прежде чем ими вновь овладеет страсть. – А потом у меня появилась надежда, что ты не станешь винить меня ни за то, ни за другое.
– Ни то ни другое меня не волнует. – Она теснее прильнула к нему, наслаждаясь ощущением обнимающих ее сильных рук. – Я узнала жестокую правду о матери. Маргарет я нисколько не заботила. С самого моего рождения она видела мне лишь одно предназначение – отомстить за ее поруганную честь. И она только обрадовалась бы, превратись я в шлюху, тогда бы ей не пришлось так тяжело работать, но смерти Битона ей хотелось намного больше. Думаю, я всегда знала правду, но неосознанно гнала ее прочь, слишком уж она болезненна. И даже когда я не могла уже отрицать истину, все равно старалась не думать о ней, потому как не хотела давать волю тем ужасным чувствам, что она будила во мне.
Балфур чуть крепче прижал Мэлди к себе, зная: что бы он ни сказал, это не облегчит ее боль.
– Знаешь, Мэлди, это они, Маргарет и Битон, лишились самого главного. Они отказались от радости иметь ребенка, который любил бы их, каким любой родитель мог бы гордиться. – Он улыбнулся, заметив, что она залилась румянцем, даже мочки ушей порозовели. – Боюсь, родню мы не выбираем. Печально, что тебе достались такие бессердечные родители, но из этой грязи выросла чистая и прекрасная роза, столь же совершенная душой, как и телом.
– Думаю, тебе лучше перестать говорить со мной так по-доброму, – произнесла Мэлди, голос ее дрожал, пока она пыталась совладать с нахлынувшими чувствами. – Странно, но, кажется, я близка к тому, чтобы разрыдаться.
Балфур рассмеялся и поцеловал ее в щечку.
– Я не умею льстить и говорить красивые слова, а ты не умеешь их слушать. Из нас вышла отличная пара. – Его пальцы скользнули вверх, и он осторожно приподнял за подбородок ее лицо. – А теперь настало время признаться, почему я отправился следом за тобой. Особенно потому, что мне уже приходят в голову мысли вновь отложить наш разговор.
– Так почему ты здесь? – спросила Мэлди, сердце ее колотилось так сильно, что стук его болезненно отдавался в ушах. Нежный взгляд темных глаз Балфура таил в себе такое обещание, что она почти боялась в них смотреть.
– Из-за тебя. Я пришел за тобой.
Она нахмурилась и уже было хотела что-то сказать, когда Балфур пальцами прикоснулся к ее губам:
– Нет, дай договорить. Ты должна ответить только «да» или «нет». Чтобы не было никакой путаницы. Я хочу, чтобы ты вернулась вместе со мной в Донкойл. Стоило тебе уйти, как вся жизнь словно покинула это место. Ты нужна мне там. Ты нужна мне рядом. Я хочу, чтобы ты стала моей женой и госпожой Донкойла.
Мэлди потребовалась вся ее воля, чтобы не выкрикнуть немедленно согласие. Он многое сказал, но все же недостаточно. Он нуждается в ней, хочет ее и собирается на ней жениться. Мэлди понимала: большинство женщин, верно, посчитали бы ее сумасшедшей, раз она вообще колеблется, но ей необходимо нечто большее. Балфур говорил о браке, об узах, связывающих на всю жизнь пред Богом и законом. А ей нужна его любовь.
Мгновение она размышляла, не заставить ли его признаться в своих чувствах первым, но потом решила, что это может растянуться на долго. Мужчины так неохотно обнажают перед женщинами душу, что, если даже Балфур действительно ее любит, она успеет выйти замуж, разделить с ним ложе и стать матерью троих детей, прежде чем он наконец упомянет о сем обстоятельстве. И хотя она страшно боялась открывать душу, все же понимала, что это единственный путь. К тому же, как рассудила Мэлди, собравшись с духом, она заслуживает знать всю правду. Если им предстоит брак, то лучшего начала для него не придумаешь. Она надеялась, что не слишком безрассудно рискует своим сердцем. Когда она откроет Балфуру свои чувства, он одним словом может уничтожить ее, ненамеренно и сам того не желая.