— Озябла? — И обнял меня. Рядом с ним было тепло и надежно, и плохого думать не хотелось. — Давай я тебя поцелую? — тихо сказал он и поцеловал. Не один раз, конечно. И все перестало иметь значение, я обняла его, а он подхватил меня на руки, как подхватывал в детстве отец, и пошел в комнату. Он был так нежен, что надобность в словах отпала, не нужны были слова, а когда я начинала что-то торопливо шептать, Сашка говорил “молчи” и зажимал мне рот. И я молчала.
Я открыла глаза, потянулась и взглянула на часы: почти пять. Сашки рядом не было. Приподняв голову с подушки, я покрутила ею немного и тут его увидела:
Сашка стоял в прихожей и разговаривал по телефону. Но поразило меня не то, что Сашка в пять утра с кем-то беседует, а он сам, точнее, его лицо. В нем не было и намека на обычную насмешку, дурашливость и дерзость, лицо было жестким, даже злым и очень неприятным. Я испугалась, но лишь на минуту, потом вспомнила, каким Сашка был этой ночью, зевнула, сладко потянулась и с головой нырнула под одеяло. Звонит кому-то, ну и что, у него боевое задание.
Он разбудил меня часов в девять. Лизнул в висок по-кошачьи и засмеялся, глаза я не открывала и улыбку прятала, но губы дрожали, и Сашка шепнул мне на ухо:
— Не прикидывайся. Что снилось?
— Ты снился, — засмеялась я.
— Хороший сон, — кивнул он и тоже засмеялся.
Я легла на спину, потянулась и стала его разглядывать. Он успел побриться, выглядел молодцом, а с кухни доносился запах кофе.
— Завтрак готов? — спросила я.
— В постель прикажете?
— Нет, встану, подай халат и тапочки.
— Со всем нашим удовольствием. Мы завтракали, хохоча и дурачась, Сашка убрал посуду, сел напротив меня и заговорил серьезно:
— Так. Первое. Можешь позвонить отцу.
— Правда? — обрадовалась я.
— Правда, — кивнул он. — Вижу, как ты мучаешься, а у меня от твоих мук просто сердце кровью обливается. Но и меня пойми, лишнее слово скажешь, и это может быть…
— Саш, да я только… — хватая его за руку, начала я.
— Короче, отец снимает трубку, ты говоришь: “Папа, со мной все в порядке”, — и трубку вешаешь. Понятно?
— Хорошо. — Я торопливо кивнула.
— Второе. Деньги нужны. Само собой, верну, когда все закончится.
Я метнулась в прихожую за кошельком, заглянула в него и сказала испуганно:
— Почти ничего не осталось.
— Плохо. Ладно, буду думать.
— Я занять могу, — предложила я, а Сашка разозлился:
— Опять? Ну нельзя тебе нигде появляться. Сколько раз говорить?
— У меня в банке есть, в банке мне появиться можно?
— А бумаги где?
— Бумаги дома.
— Вот видишь. — Он вздохнул.
— Но ведь я могу сходить домой. У нас телефон на углу, позвоню, если Димки, нет, быстренько сбегаю.
— А соседи?
— Утром все на работе.
— Не пойдет. Обязательно на какую-нибудь бабку нарвешься.
— Ну и что, Саша?
— Слушай, это не игры, все очень серьезно. Из деревни мы ушли вместе, дома ты не появилась, дурак поймет: где ты, там и я.
Сашкины слова особого впечатления не произвели, но спорить я не стала, в таких делах он смыслит больше меня.
— Поняла, Саша. Но если ни к кому нельзя, где же взять денег?
— Так, — потер он ладонью колено. — К тебе пойду я. Давай ключ и объясни, где бумаги.
— Господи, а если тебя поймают?
— Не поймают. Позвоню, войду в квартиру, дело двух минут.
— А если там ждут?
— Я не ты. Оторвусь. И “хвост” сюда не приведу. Ученый. А ты квартиру враз засветишь.
— А когда можно будет позвонить папе?
— Когда вернусь. Деньги в каком банке?
— В “Менатепе”.
— Значит, так. Я еду к тебе на квартиру, а ты в банк. Там рядышком скверик, уютный такой, в нем и подождешь. Только аккуратней, глаза людям не мозоль.
Ждала я его минут двадцать, сидела на скамейке, поглядывая по сторонам, тут Сашка меня окликнул, и я заспешила к нему.
— Все в порядке? — спросила испуганно, хотя по его физиономии было ясно: в порядке.
— А то… — Сашка протянул мне мой паспорт и банковский договор о вкладе.
— Сколько снимать? — задала я вопрос.
— Всё. Потом рассчитаемся. Сашка остался в сквере, а я отправилась в банк. Процедура заняла минут двадцать. Выйдя из банка, я потопала к скверу, тут меня снова окликнул Сашка. Он сидел в синих “Жигулях”.
— Откуда машина? — удивилась я, садясь с ним рядом.
— Позаимствовал, — хмыкнул он.
— Врешь, — вытаращила я глаза;
— Не вру.
Мы поехали, я его разглядывала, в голове — Бог знает что.
— Сашка, — не выдержала я. — Милиционеры машины не крадут.
— Ты, Машка, все понимаешь не правильно, — обиделся он. — Был бы я жулик, не стал бы угонять машину, срок себе зарабатывать, а на боевом задании мне этот грех спишут. Без машины нам сейчас нельзя.
— А если поймают?
— Не поймают. Слушай, что нам надо: парик темный, очки от солнца, большие, в пол-лица, одежду тебе: юбку короткую, сапоги высоченные такие…
— Ботфорты, что ли?
— Ага.
— Они мне не идут, ботфорты для высоких. У меня рост неподходящий.
— Ничего, один раз наденешь. Да, куртку еще, кожаную, с бляхами, короткую, на ремне.
— Зачем все это? — подивилась я.
— Много вопросов задаешь… Да, и еще бюстгальтер, четвертый номер.
— У меня же второй.
— Купишь четвертый.
— Да он мне на голову, — заподозрив, что Сашка издевается, разозлилась я.
— Ох, Машка, до чего ж ты баба вредная. — Он покачал головой и вроде бы обиделся.
— Я понять хочу, зачем?