Отдай свое сердце | Страница: 2

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Ой, мамочка, — в испуге пискнула Рита.

— Ой, мамочка, — передразнил ее Купоросов. И де­ловито раскрыл бритву.

Нестерова ободряюще потрепала Курочкину по щеке.

— Не бойся, Ритуля, это не больно. Умереть гораздо легче, чем родиться. Уж я-то знаю.

Рука у Нестеровой была холодная-прехолодная. Как у мертвеца. И Рита вдруг отчетливо поняла, что Екате­рина Васильевна и есть мертвец. И Купоросов — мерт­вец. Недаром же у них лица зеленые. И еще Рита поня­ла: если она сейчас от них не убежит, то тоже станет мертвецом.

Собрав в кулак остатки своей смелости, Курочкина, резко развернувшись, врезала этим кулаком скелету по ребрам. Скелет грохнулся на пол и рассыпался. Пере­прыгнув через груду костей, девочка пустилась наутек.

— Ха-ха-ха, — захохотал директор. — Далеко не убе­жишь!

И действительно — далеко Рита не убежала. Не ус­пела она выскочить из кабинета, как дорогу ей прегра­дил все тот же Купоросов.

— Отдай свое сердце! — прорычал он.

Оттолкнув его, Курочкина понеслась дальше. Но те­перь на ее пути возникла Нестерова.

— Отдай свое сердце! — прошипела учительница.

Рита попятилась и наткнулась спиной на стену. Справа и слева от нее тоже появились стены.

Мертвецы подошли вплотную к парализованной страхом девочке.

— Музыка! — громко провозгласил директор.

В ту же секунду на всю школу грянул похоронный марш:

ПАМ-ПАМ-ПАРАМ-ПАМ-ПАРАМ-ПАРАМ-ПАРАМ...

Когтистые пальцы Купоросова обхватили тонень­кую шею Курочкиной. И...

Глава II. ДЕВОЧКА-ВИДЕНИЕ

Наконец Генка Самокатов проснулся. «Ни фига себе, — первым делом подумал он. — Ну и бредятина...» Мало того, что ему приснилось, будто он — девчонка, его еще угораздило во сне влюбиться в директора школы. Наяву Генка к Купоросову никаких особых чувств не испытывал. Директор как директор... А вот Нестерова Генке не нравилась. Вечно она была одета во все черное, словно только что вернулась с по­хорон или собирается на похороны.

Зато уж кто Генке нравился, так это Рита Курочки­на. До встречи с ней отношения с девчонками у Самокатова складывались не лучшим образом. Точнее ска­зать, никак не складывались. Не то что у его друга и одноклассника Макса Горохова. Послушать Макса, так ему девчонки буквально проходу не давали. Чуть ли не каждый день приставали. Генка даже для интереса под­считал, сколько девчонок (по словам Горохова) к нему пристало с начала года. Получилась офигенная циф­ра — шестьдесят пять!

А у Самокатова вообще девчонок не было. И не по­тому, что он был такой уж лопух. Просто ни к одной девчонке его по-настоящему не тянуло. Ни в школе, ни на улице... И так продолжалось до тех пор, пока в 7-м «Б» не появилась Рита. И Генка понял: пришла его пер­вая любовь. С тех пор Самокатов только и думал что о Курочкиной. А в один прекрасный день набрался сме­лости и пригласил ее в кино. В самый обалденный ки­нотеатр Питера — «Кристалл-Палас». Цены там, кстати говоря, тоже были обалденные. Но Генку это не смуща­ло. Родители, улетев отдыхать на Кипр, оставили ему кучу денег.

После кино Самокатов намеревался повести Курочкину к себе домой — послушать классные компакты. Впрочем, музыка — это так, для отвода глаз. На самом деле Генке хотелось поцеловать Риту. А чего отклады­вать? Крупный специалист в этих делах — Макс Горо­хов — говорил, что девчонки любят целоваться. И могут обидеться, если ты тянешь с поцелуями.

«Когда ты целуешь девчонку — это круто, — рассуж­дал Горохов. — А когда она тебя целует — это еще круче».

Самокатову приходилось верить другу на слово. Сам Генка еще ни разу в жизни не целовался. Нет, с родст­венниками-то он, конечно, целовался, и не раз. А вот поцеловать чужого человека, да к тому же девчонку — такого в Генкиной жизни пока что не бывало. И вот се­годня это должно было случиться.

Поразмышляв, Самокатов отправился на кухню. За­втракать. Готовить ему было в лом, поэтому каждое утро он делал яичницу и ел ее прямо со сковородки, чтоб та­релку не мыть. А на обед покупал большущий пакет чипсов и бутылку кока-колы. Придя из школы, Генка врубал телик и смотрел клипы, попивая колу и хрустя чипсами. Оказалось, что жить без родителей очень даже кайфово. Никто тебя не напрягает, типа: вынеси мусор, вымой руки, сделай уроки... Впрочем, уроки Самокатов делал. Отец обещал купить ему видеокамеру, если Генка закончит седьмой класс без троек.

Слопав яичницу, Самокатов потопал в школу. И в вестибюле столкнулся с директором.

— Здрасьте, Агафон Евлампиевич, — поздоровался с ним Генка.

— Здравствуй, здравствуй, — ответил Купоросов, пристально поглядев на Самокатова.

Генка тут же вспомнил свой сон, в котором дирек­тор-мертвец душил его когтистыми пальцами. Вообще странный, конечно, сон. Словно и не сон вовсе. У Ген­ки утром даже шея побаливала, будто его и впрямь ду­шили. А умываясь перед зеркалом, он обнаружил на шее несколько свежих царапин, хотя с вечера никаких царапин не было.

«Да, странный сон», — вновь подумал Самокатов, подходя к кабинету физики, где по расписанию должен был быть первый урок.

Здесь уже стоял его лучший друг Макс Горохов.

— Привет, Горох, — сказал ему Генка.

— Здорово, Самокат.

— Как делишки?

— В порядке. Вчера ко мне сразу четыре девчонки клеились. Зацени.

— Супер, — «заценил» Самокатов. — А мне сегодня такой отпадный сон приснился. Не сон, а сплошная чернуха. Вначале я превратился в девчонку... Круто, да?

— Круто, — согласился Горохов.

— Да не просто в девчонку, — продолжал Генка, — а в Курочкину. А затем...

— В какую Курочкину? — перебил Макс.

— Ну, в Ритку Курочкину.

— Что еще за Ритка?

Генка усмехнулся.

— Хорош, Горох, лопуха из себя строить. Как будто ты Курочкину не знаешь.

— Не знаю.

Горохов явно прикалывался.

— Кончай прикалываться, Горох.

— Да кто прикалывается? Я вообще не врубаюсь, о ком ты говоришь.

— О Рите Курочкиной, — раздельно произнес Само­катов. — Из нашего класса.

— Нет у нас в классе никакой Курочкиной.

— Нет? А кто за первым столом сидит?

— Баринова.

— Правильно. А рядом с Бариновой кто?

— Никто.

Генка начал заводиться.

— Горох, я тебя сейчас в луже утоплю!

— Да отвали ты, Самокат. Сказано тебе — с Барино­вой никто не сидит.