— Ничего там не случилось, — сказала я.
— Врешь.
— Проехали.
— Почему ты мне не доверяешь?
«Просто возьми и скажи ему. Он поймет».
А если нет? Если оттолкнет меня и побежит прочь, чтобы найти нормальную женщину, не отягощенную узами ада? Сама не зная почему, я разозлилась, чувствуя, что меня предали. Я сказала:
— Пол, у меня просто случился нервный срыв там, в саду. Неужели мы не можем наслаждаться выходными без того, чтобы ты изображал психоаналитика?
— Почему не разрешишь мне попытаться тебя спасти?
— От чего? Фанатика проповедника?
Он отвернулся, ничего не ответив. Надменно расправил широкие плечи — красноречивый жест. Через некоторое время он вздохнул — тихий, скорбный вздох, от которого у меня перехватило дыхание, а глаза вдруг налились слезами.
— Иезавель, — сказал он, и я вздрогнула от звука собственного имени. — Я люблю тебя всем сердцем. Но не заставляй меня выбирать между моими идеалами и тобой.
— Я не понимаю, — сказала я. Слова застревали в горле. — Выбирать? Разве я заставляю тебя делать выбор?
— Все бесполезно, если ты не разрешаешь мне помочь тебе. — С этими словами он повернулся ко мне спиной и заснул.
А мой сон закончился тем, что я проснулась и увидела, что лежу обнаженная в темноте и гадаю — неужели мы действительно ссорились? Нет, между нами не легла неосязаемая стена; царила мирная тишина, никаких обид.
Но семена уже брошены в почву.
«Почему ты мне не доверяешь?»
Я доверяю тебе, любимый. Клянусь.
Но ты ведь не говорил мне этого? Это мое собственное чувство вины приняло твой облик во сне, так?
Я смотрела, как он спит и мирно улыбается. По крайней мере хоть ему снилось что-то хорошее. Наверное, его сон закончился, когда закончился наш восхитительный любовный акт. Никаких посткоитальных дискуссий, отравляющих все удовольствие.
Что меньшее из двух зол? Сказать ли правду Полу, потому что он хотел знать и заслуживал доверия, или скрыть правду, потому что я не хотела напоминать ему о своем адском прошлом?
Уф!..
Вздохнув в изнеможении, я бросилась на подушки. От этой штуковины, что зовется свободой воли, хочется выть белугой.
Сквозь похрапывание Пола и гудение невысказанных слов в моем мозгу что-то царапалось и шуршало, словно ползущий по стене побег плюща, прокладывающий дорогу к солнцу.
Быстрый поцелуй в нос, и до отвращения бодрый голос Пола:
— Утро, скаут!
Ох! Я перекатилась на бок и закрыла подушкой голову.
— Ой-ой, — сказал Пол. — Восстань и воссияй!
— Ты еще попроси меня восславить Господа, и я выцарапаю тебе глаза.
— Оставь.
— Нет.
И тогда негодяй отнял у меня подушку и начал щекотать. Я извивалась, как насаживаемый на вертел поросенок, и пыталась защищаться. Но он был слишком быстр, и я расхохоталась, хотя в душе была готова проклясть его имя. Хотела даже позвонить Кэтлин — пусть наложит проклятие; ведьмы обожают проделывать такие штуки. Между приступами безумного смеха я сумела крикнуть:
— Прекрати!
— Что прекратить? Это?
Он снова начал щекотать мой бок, подмышку, бедро.
— Да!
— И ты встанешь?
Слезы потекли из-под моих сомкнутых ресниц, и я согласилась.
— Отлично. Скорее, детка. Кофе стынет.
Я почувствовала, как спружинил матрас, когда Пол встал. Услышала скрип половиц — он вышел из спальни.
Это… просто безбожно с его стороны. От меня, что ли, набрался?
— Есть способ получше, чтобы заставить меня подняться с постели! — крикнула я вдогонку Полу.
Никакого ответа, кроме веселого смеха. Уф!..
Сделав над собой неимоверное усилие, я кое-как уселась, скрестила руки и попыталась убедить собственное тело, что ему действительно пора вставать. Но тело не желало ничего слышать. Назад, спать, взывало оно. Я взглянула на постель и вздохнула. Какая удобная! Уютная! Но нет, Пол снова меня разбудит. И я была уверена — на сей раз он не станет особенно церемониться.
Голова раскалывалась от боли; в глаза как будто насыпали песку. Ах, черт, во рту как будто кто сдох и труп начал разлагаться. Скорее за зубную щетку. Я спустила ноги на пол и встала.
И колени задрожали, когда я увидела распластанный на подоконнике побег плюща.
Я застыла на месте, не в силах пошевелиться. Разумеется, не в силах сказать ни слова. Проглотила стоящий в горле ком, сделала широкий шаг, другой — прочь. Теперь я стояла в изножье кровати. Зеленая лоза не реагировала.
Конечно, нет. Ведь это всего-навсего растение.
Я посмотрела на собственные руки. Розовая, здоровая кожа. Ни следа от острых шипов, которые терзали их накануне. Свежий маникюр на ногтях. Руки и ноги в полном порядке: ни синяков, ни содранной кожи. Что касается ног, даже свежевыбритые.
Неужели мне все померещилось?
Головная боль сделалась невыносимой. Я упала на постель и обхватила голову руками. Я схожу с ума. Не было никаких растений-людоедов — отдающих предпочтение женщинам? — с острыми, как иглы, зубами. Не было роз-насмешниц. Или таинственного возвращения моих магических способностей.
Правильно?
Набравшись храбрости, я мысленно потянулась внутрь себя, нащупав место, бывшее когда-то средоточием моих инфернальных способностей. Ничего. Или я просто делала это неправильно. Мне же не нужно было читать учебник, чтобы научиться владеть магией, — умение было врожденным. Я интуитивно знала, что делать. Демоны сами воплощение нечестивых сил, поэтому использование магии для них… что ж, как дыхание для человека.
Я вздохнула. Было бы славно, сумей я наколдовать себе рост повыше. И возможно, правильный прикус.
Из другой комнаты донеслось:
— Джесс? Ты там не заснула?
— Кто, я?
— Потому что у меня ведро ледяной воды, и я знаю, что с ней делать.
— Устроить мне душ? Тогда я уже иду.
Бросив последний долгий взгляд на лозу на подоконнике, я молнией бросилась в ванную. Открыв кран, заметила, что шторка душа аккуратно задернута. Наверное, это Пол навел порядок, прежде чем отойти ко сну.
Я покраснела. Вымыла лицо. Почистила зубы. Все это, не сводя взгляда со шторки душа.
То ли она, в свою очередь, наблюдала за мной, то ли просто висела, как положено неодушевленным предметам. Как любая нормальная шторка.
Я сплюнула воду в раковину. Прислушалась к шуму воды в сливном отверстии. Прикусила губу — мне почудилось движение за шторкой.