Она налила кружку эля и протянула ему. Торманд поблагодарил и улыбнулся. Приятно, когда тебе готовят еду и так встречают, когда ты возвращаешься домой. Однако Морейн усматривала в этом опасность. Она все больше входила в роль жены, а Торманду Мюррею, насколько она понимала, жена не нужна. И даже если бы он захотел, его избранницей не могла стать незаконнорожденная дочь сожженной женщины, которую горожане считали ведьмой. Ведь если бы Торманд захотел, он мог бы выбрать себе жену из представительниц самых знатных семей Шотландии.
При мысли о том, что у другой женщины может родиться ребенок от Торманда, Морейн почувствовала в сердце такую боль, что чуть не разрыдалась. Чтобы он не заметил тени страдания в ее глазах и не стал гадать, с чем это связано, она сделала вид, что с головой погрузилась в приготовление обеда. На самом деле тушеное мясо не требовало особого умения, но она надеялась, что Торманд, как и большинство мужчин, не слишком разбирается в таких тонкостях.
Когда Морейн успокоилась и вновь начала контролировать свои чувства, она вдруг поняла, что повисшее в комнате молчание было совсем не дружелюбным. В нем чувствовалось напряжение, и это обеспокоило ее. Оглянувшись, она увидела, что Торманд сидит, угрюмо уставившись в стену. Его явно что-то беспокоило, но Морейн боялась спросить, что же именно. В голову сразу же полезли различные мысли, но ни одна из них не могла подсказать возможную причину такого странного поведения. Может быть, он размышляет о неудачах, связанных с поимкой убийц, а возможно, о том, что он заперт в доме с женщиной, которая уже наскучила ему.
Морейн очень хотелось узнать, что же сказал Саймон по поводу ее сна и вообще есть ли какие-нибудь новости об Аде и Смолле, но спросить она не решалась. Морейн решила, что лучше выждать паузу, подождать, пока у самого Торманда не появится желание разговаривать. Она сосредоточила все свое внимание и мысли на работе, которой планировала заняться. Решив внести свой вклад в приданое Норы, Морейн собиралась вышить цветы на ее постельном белье, — к счастью, она сообразила захватить с собой весь необходимый материал. Спокойное, даже монотонное рукоделие отвлечет ее, и на какое-то время она перестанет беспокоиться о причинах затянувшегося молчания Торманда.
Только некоторое время спустя, уже после того, как было отдано должное кулинарным способностям Морейн и она вернулась к своему шитью, Торманд смог наконец избавиться от своего мрачного настроения. Он явно не из тех мужчин, которые долгие часы проводят в раздумьях о смысле жизни, но, похоже, вполне способен был и на это. Только вот сейчас размышления стали больше походить на оплакивание собственной участи.
Он посмотрел на Морейн, которая, казалось, была полностью поглощена вышиванием цветочков; ощущая его плохое настроение, она долго не поднимала глаз от шитья. Наконец раздражение окончательно отпустило Торманда, он даже почувствовал себя странно тронутым тем, что эта девушка, помимо своей воли втянутая в его неприятности, пытается защитить его, распознать его врагов.
Что ж, он позволит ей сохранить свой секрет. Он не станет рассказывать ей, что ее видения обретают материальную силу — по указанию шерифа Саймона многие люди вовлечены в поиск хижины, которую она описала. Печально, конечно, что вынужденное заточение и невозможность участвовать в поисках никак не улучшают его настроения. Морейн теперь — его женщина, и он должен быть среди тех, кто выслеживает негодяев, вознамерившихся причинить ей зло.
Его женщина. Торманд подумал, что, пожалуй, звучит это неплохо. Раньше он не замечал за собой подобного эгоистического инстинкта, но с Морейн вознамерился почувствовать себя собственником.
— Похоже, твоя подруга решила принести в приданое огромный сундук постельного белья? — спросил он с улыбкой.
Посмотрев на Торманда, Морейн с удивлением обнаружила, что от того дурного настроения, с каким он вернулся от Саймона, не осталось и следа. С облегчением вздохнув, она улыбнулась в ответ.
— У нее нет ни земель, ни состояния, но она хочет, чтобы у нее тоже было что показать, — ответила Морейн. — Поэтому все женщины ее семейства целые дни проводят за рукоделием. Я ей помогаю, так что хорошо, что твой брат привез необходимую материю.
— Если вся работа окажется такой же великолепной, родственники Джеймса будут в восторге. — Он вздохнул. — Извини, что последние несколько часов я был немного не в настроении. Можешь смеяться, но я вдруг пожалел самого себя.
— Пожалел? Из-за чего?
— Мне стало чертовски жаль, что, впутываясь в эти неприятности, более того, вовлекая в них своих братьев, Саймона и тебя, сам я вынужден скрываться, вместо того чтобы разыскивать своих врагов, которые с завидным упорством пытаются затащить меня на эшафот.
— Да, наверное, все это очень больно бьет по самолюбию знатного рыцаря.
Он мягко засмеялся:
— Похоже, ты не слишком сочувствуешь моим горестям.
— Я сочувствую, но…
— Ах это пресловутое «но»!
Она оставила без внимания его поддразнивание.
— Торманд, пойми, здесь тебя не достанут ни горожане, ни убийцы, здесь ты можешь переждать самое опасное время, а присоединившись к Саймону, подвергнешь себя огромному риску. Неразумно гоняться за сумасшедшей парочкой и рисковать попасть под камни разбушевавшейся толпы лишь для того, чтобы успокоить свою уязвленную гордость. Не забывай, что разъяренные горожане представляют опасность и для твоих друзей, которые обязательно бросятся защищать тебя в случае чего. И тогда охваченные страхом, озлобленные люди будут сражаться с теми, кто будет пытаться спасти твою жизнь. Твоих защитников толпа будет считать своими врагами.
Выговорившись, она даже слегка испугалась, что позволила себе зайти слишком далеко, но Торманд, по-видимому, не рассердился.
— Я все понимаю, — тихо ответил он. — Именно поэтому не стал противиться и согласился на затворничество. Я доверяю Саймону, этот человек знает, что делает. Но все же мне трудно сидеть здесь, ничего не предпринимая.
Морейн кивнула и, чуть помедлив, спросила:
— Они вышли на след этих мерзавцев?
— Круг понемногу сужается.
— Хорошо, значит, мы на верном пути. — Она покачала головой. — Как жаль, что тех, кто швырял камни в ваш дом, нельзя никак вразумить. Тогда они стали бы вашими помощниками в поисках, а тебе не пришлось бы больше оставаться пленником в этой темнице.
— Ну, темница темнице рознь. Но ты права в главном. Я был бы только помехой, мое присутствие лишь подстрекало бы толпу, а значит, все бы оказались в опасности. Или пришлось бы соблюдать особую осторожность, чтобы меня никто не увидел. Так что в любом случае на поиски оставалось бы меньше времени. Как сказал Саймон, он предпочел бы поймать проклятых убийц прежде, чем меня повесят. Так способен поступить только настоящий друг, согласна?
— У Саймона Иннеса мрачноватое чувство юмора.
— Верно, но не забудь, что ему частенько приходится иметь дело с самыми грязными людскими пороками. Думаю, Саймон видел почти все проявления зла, которое люди могут причинить друг другу. Иногда мне даже кажется, что этот горький опыт медленно разъедает его душу.