— Нет, но если Бонегнашер ранен не очень сильно, он ведь может показать нам дорогу. Он укусил этого верзилу, и у того было крови, как у раненого кабана. — Уолин нахмурился. — Мужчина говорил, чтобы их не увидели, они должны успеть затемно, и что если они не поторопятся, то даже утренний туман им не поможет, потому что уже совсем скоро взойдет солнце.
— Бонегнашер вполне может взять след, — поднялся со своего места Саймон.
Уильям сделал шаг вперед и потрепал Уолина по волосам.
— Я отвезу парня к тебе домой, Торманд, там мы будем дожидаться вашего возвращения.
Уолтер со своей стороны предложил:
— Я поеду с ними и прикрою, если только ты уверен, что справишься с этими злодеями.
Торманд кивнул и встал.
— Уверен, против нас будет только двое, а я буду спокойнее себя чувствовать, зная, что именно ты прикрываешь Уильяма и Уолина по дороге домой. — Он посмотрел на Уолина и слегка погладил мальчика по залитой слезами щеке: — Мы поговорим позже, когда Морейн будет уже в безопасности. Ладно?
— Конечно!
Когда Торманд и остальные поспешили к лошадям, пес, немного прихрамывая, но все же довольно резво побежал за ними. Быстро взяв след, он уже в нетерпении забегал кругами, ожидая, пока рыцари сядут в седла. Бонегнашеру легко будет идти по следу, подумал Торманд, глядя на алеющие на траве капли крови. На этот раз рядом с этим негодяем не будет Иды, чтобы промыть и залечить раны.
Они скакали вслед за собакой, и Торманд, борясь со своим все возрастающим страхом, старался думать только об Уолине. Конечно, теперь, когда он узнал столько нового, легко было увидеть свои черты в лице мальчика, но в таком важном деле он не мог полагаться только на внешнее сходство. Кроме того, все это он услышал от маленького испуганного ребенка, которому могло показаться что угодно. Единственное, что не позволяло ему немедленно отринуть вероятность того, что Уолин его сын, было то, что Торманд вспомнил красавицу Маргарет Маколи и ее такие же, как у Уолина, большие голубые глаза. Нахлестывая лошадь, он старательно выискивал, в памяти любые подробности об этой женщине, и постепенно образ ее становился все ярче.
— Тебе ничего не говорит имя Маргарет Маколи? — спросил Саймон, когда они на минуту остановились, давая возможность Бонегнашеру обнюхать уходящую в глубь леса тропинку.
— Конечно, я помню. И по времени все совпадает. Примерно семь лет назад я провел неделю с этой девушкой. Она находила забавным то, как легко ей удавалось ускользать из дома. Однажды ночью она даже провела меня в свой дом, потому что ей приспичило отдаться мне в своей собственной постели — в то время как ее родители спали внизу. — Он поморщился. — Вскоре после, этого мы расстались, потому что мне не очень нравится, занимаясь любовью, прислушиваться к скрипу лестницы. И потом в ее глазах всегда стоял эдакий хищный блеск.
— Почему же «хищный»?
— Потому что девица изо всех сил пыталась придумать, как затащить меня к алтарю. Давай за ним! — воскликнул он, когда, негромко взвизгнув, Бонегнашер вдруг резко рванул вперед.
Торманд выбросил из головы все мысли о Маргарет и ее голубоглазом сыне и начал придумывать самые жестокие способы казни тех негодяев, которые похитили его Морейн. Страшными мыслями он пытался отвлечь себя, чтобы не думать о том, каким ужасным пыткам эти сумасшедшие могут подвергать Морейн прямо сейчас. Он видел, что эти мерзавцы творили с захваченными женщинами, но был уверен, что найдет Морейн и убьет тех, кто отнял ее у него.
Морейн сдержала стон и медленно открыла глаза. Только один глаз открылся полностью, левый болел и приоткрывался лишь чуть-чуть; напрягшись, она вспомнила, что Смолл ударил ее в тот момент, когда она попыталась выскочить из пропахшего овощами сарая, в земляной пол которого были вкопаны тяжелые железные кольца. Когда похитители привязывали ее к этим кольцам, она сопротивлялась как могла, но, судя по тому, что руки ее почти не двигались, свое сражение Морейн проиграла.
Пошевелившись, девушка поняла, что лежит обнаженная, и на мгновение ее охватила слепая паника. Морейн пыталась побороть бессмысленный ужас, но потребовалось несколько минут, прежде чем она немного успокоилась. Затем на смену спокойствию пришел гнев, и Морейн отдалась этому чувству, которое могло придать ей столь нужные силы.
Она была уверена, что Торманд обязательно придет к ней на помощь. Судьба уже дала ей шанс на спасение, хотя и удивительно, что надежда пришла в облике пса по кличке Бонегнашер и непослушного мальчишки, который, нарушив запрет, появился в ее убежище. Собака пойдет по следу и приведет Саймона к логову Ады и Смолла. Но тут она вспомнила, что смелый пес ранен, и паника удушливой волной вновь начала подступать к горлу. Но, нет, сказала себе Морейн, верный Бонегнашер, едва живой, приведет Торманда прямо к ней. И с Уолином тоже все будет в порядке, может, появится лишняя пара синяков, но у какого мальчишки их нет? Ей только нужно выжить, любой ценой, назло этим нелюдям остаться в живых и дождаться своих спасителей.
Когда мучители появились рядом со скованной Морейн, она почувствовала, как злость снова захлестнула ее. Морейн только обрадовалась этому, ведь истинная ярость всегда придавала ей силы. Она гневно посмотрела на обоих, несмотря на то что от вида кинжалов в их руках смертельный холод пробирал ее до костей. Морейн заставила себя отвести взгляд от тускло мерцающей стали и пристально посмотрела на Аду. «Невзрачная» — такое слово больше всего подходило для описания этой женщины. Морейн подумала, что никогда раньше ей не доводилось встречать человека — женщину или мужчину, — во внешности которого совершенно отсутствовали бы какие-либо приметные черты, приятные или неприятные. У женщины были неопределенного цвета темные глаза, волосы обычного каштанового цвета, но без оживляющего рыжеватого оттенка. Самые обычные каштановые волосы. Ее кожа была чистой, черты лица правильными, но не более того. То же самое можно было сказать и о ее фигуре — она не была ни слишком высокой, ни слишком маленькой, ни слишком крупной, ни слишком худой. Если присмотреться повнимательнее, то можно было увидеть, что фигура у нее вполне женственная, но для этого нужно было именно присмотреться, а Морейн сомневалось, что у кого-то могло возникнуть желание внимательно рассматривать эту особу, запоминать ее черты. Ада относилась к тому типу женщин, которые не привлекают внимания и не остаются в памяти. Это объясняло, почему Саймону было сложно найти кого-либо, кто мог что-то определенное сказать про эту женщину. Ада Маклин была столь неприметной, что описать ее было довольно трудно. Пристально рассматривая женщину, Морейн поняла, что ростки безумия взошли в ней в момент зачатия, а неприметная внешность, по всей вероятности, оказалась той почвой, на которой они поднялись во весь рост.
— Ты готова быть наказанной, Морейн Росс? — усмехнулась Ада.
— За что? Просто за то, что жила? — Морейн заметила, что гнев, звучащий в ее голосе, удивил женщину. — Ах да. Подозреваю, что не многие оплакивали кончину леди Изабеллы и леди Клары, женщин легкого поведения. Но леди Мари? В чем ее вина? Ее единственным «преступлением» было то, что она стала другом Торманда. И по одной лишь этой причине ты заставила страдать благородного мужчину и оставила сиротами двоих ребятишек. А леди Кэтрин Хейс все считали почти святой.