— Торманд сражается?
— Не волнуйся, он искусный боец. А теперь присядь, ты еще слишком слаба, эти изверги сильно порезали тебя, раны до сих пор кровоточат.
Морейн не стала возражать. Она боролась с желанием закрыть глаза и впасть в забытье, чтобы не чувствовать боли. Несмотря на уверения Беннета в том, что Торманд хорошо владеет мечом, она волновалась за него. Когда он наконец вошел в дом, энергичный и невредимый, девушка едва не расплакалась. Ужас, мелькнувший в его глазах, напомнил ей, что она сама совсем не выглядит в данную минуту красоткой.
— Ничего страшного, — сказала она, когда он осторожно обнял ее. — Слава Богу, они порезали только кожу.
— У тебя все платье в крови, — сказал Торманд. — Необходимо обработать раны.
— Только не здесь. Прошу тебя, не здесь.
— Она настояла на том, чтобы одеться, — сказал Беннет. — Говорит, что обработает раны дома.
— Пожалуйста, — сказала Морейн, опираясь на Торманда и дрожа всем телом, — я хочу поскорее уехать отсюда. Как можно скорее. Все остальное потом.
Ей удалось произнести эти последние слова, прежде чем она потеряла сознание от всего пережитого.
Когда Морейн внезапно обмякла в его руках, Торманд приложил ухо к ее груди и, услышав тихий, но ровный стук сердца, перевел дыхание — она жива, и это самое главное.
— Похоже, ты крепко увяз, — пробормотал Беннет.
— Да, — ответил Торманд, — и нисколько не жалею об этом.
Боль — первое, что почувствовала Морейн, когда с трудом начала выбираться из липкой паутины сна. Она медленно открыла глаза и огляделась вокруг. Морейн понимала, что находится в спальне Торманда, что весь этот кошмар закончился, но почему-то ей опять стало страшно и захотелось заплакать, как потерявшемуся ребенку.
— Ты слышишь меня?
Торманд, сидевший у ее постели, наклонился к девушке, руки которой судорожно сжимали одеяло. Он взял ее руку в свою и слегка погладил побелевшие от напряжения пальцы. Четыре долгих дня он провел возле ее постели, как мог лечил от короткого, но довольно тяжелого приступа лихорадки и ждал, когда его любимая вернется к нему. То, что она пришла в себя, обрадовало его, но страх так и не оставил Морейн, что причинило ему боль.
— Теперь ты в безопасности, Морейн, — успокоил он ее, присаживаясь на краешек кровати. — Смолл мертв, а сегодня утром Аду Маклин повесили.
Морейн глубоко и медленно вздохнула, потом также медленно выдохнула, стараясь изгнать из своей души страх. Успокоившись, она осознала, что на самом деле ее боль не настолько сильна, а значит, дело идет на поправку.
— Как долго я здесь? — спросила она, морщась и с трудом проталкивая слова через мучительно пересохшее горло.
— Четыре дня, — ответил он, поднося к ее сухим побледневшим губам кружку с сидром, подслащенным медом.
Подавая девушке напиток, Торманд пристально вглядывался в лицо Морейн. Когда они наконец добрались до его дома, он уложил впавшую в тревожное забытье Морейн на свою постель, снял с нее окровавленную одежду и теплой водой старательно омыл раны. Глядя на ее покрытое синяками и кровоподтеками тело, он еле сдерживал рвущийся наружу стон отчаяния. Тогда ему показалось, что Морейн не сможет оправиться от полученных ран, но уже через день он увидел, что порезы не загноились, а дыхание Морейн, хотя и оставалось тяжелым, стало заметно ровнее.
— Заходила Нора, сказала, что когда ты очнешься, они с матерью обязательно придут искупать тебя, если хочешь.
Он отставил в сторону пустую кружку и вновь взял Морейн за руку, ему необходимо было почувствовать ее ответное пожатие как доказательство того, что ей лучше.
— Пусть приходят, — сказала она. — Я очень этого хочу. Мне необходимо смыть с себя весь этот кошмар. Значит, Ада во всем призналась?
— Да, рассказала все — обстоятельно и во всех подробностях. У нее даже нашлась небольшая коллекция прядей волос, наверняка отрезанных у жертв. Смолл, оказывается, был не только ее слугой, но и любовником. — Торманд покачал головой. — Трудно поверить, что такая маленькая, самая обычная, ничем не приметная женщина могла сотворить все это. Она была такая… — Он запнулся, пытаясь найти подходящее слово.
— Обыкновенная. Самая обыкновенная, — подсказала Морейн. — В ней не было ничего, что можно было бы запомнить.
Он кивнул:
— Я думаю, теперь ее запомнят, хотя бы за те грязные ругательства, которые она извергала на собравшихся у эшафота людей.
.— О да, они запомнят, кем она была и что сделала, но сомневаюсь, что через неделю они вспомнят, как она выглядела. Я думаю, именно то, что на нее никогда не обращали внимания, в конце концов свело ее с ума. — После короткой, но напряженной паузы, во время которой каждый из них обдумывал эти слова, она спросила: — С Уолином все в порядке?
— Все замечательно. Я подозреваю, что он с минуты на минуту появится здесь, и ты сама сможешь в этом убедиться. Он уже не раз проскальзывал в твою комнату, пока ты была в забытьи. Кстати, Саймон признал, что стоило прислушаться к словам Уолина, который предупреждал нас, что это ловушка. По-видимому. Уолин случайно услышал, как Ида хвасталась, что скоро она избавится от тебя, и это вызвало его опасения.
— У мальчишки настоящий талант слышать и понимать важные вещи.
Торманд кивнул, глубоко вздохнул и сказал:
— По словам Уолина, Ада говорила тебе, что, оказывается, он мой сын.
Морейн прикусила губу, ведь где-то в глубине души она надеялась, что тайное не станет явным и Уолин останется с ней.
— А разве Ада не рассказала об этом, когда признавалась в своих преступлениях?
— Она много чего рассказывала, но разве можно верить словам сумасшедшей? Хотя, конечно, такое возможно. Семь лет назад моей любовницей была некая Маргарет Маколи, но очень скоро мы расстались. Я слышал, потом ее отправили в монастырь, где она и скончалась. Однако никто никогда не говорил мне, что у нее был ребенок. Правда, если повнимательнее посмотреть на Уолина, то действительно в нем есть что-то от Мюрреев.
— Это уж точно.
Морейн пересказала ему все, что говорила Ада. Торманд чертыхнулся и запустил руку в волосы.
— Она начала убивать очень давно, не так ли?
— Да. Думаю, теперь мы никогда не узнаем, скольких людей она убила. Наверное, поначалу она тщательно скрывала свои злодеяния и старалась придать смертям некоторую естественность, что ли.
— Бог с ней, сейчас нам необходимо поговорить об Уолине, а не об этой сумасшедшей, — сказал Торманд, поднимаясь. — Но похоже, Нора и ее мать уже здесь, так что времени на этот разговор у нас все равно нет. Лучше отложим его до тех пор, пока ты окончательно не поправишься.
Через минуту женщины вошли в комнату. Морейн обрадовалась этой, как ей показалось, отсрочке приговора, потому что боялась, что Торманд решил забрать Уолина, а на то, чтобы возражать, у нее просто не было сил.