– Мы уже говорили о Кармеле, Ник, – сказала она, не спуская с него взгляда.
– Говорили? Тогда почему я испытываю такое беспокойство, когда ты туда ездишь? – Что еще, черт побери, он мог сказать? Господи, только бы она открылась перед ним.
– Тебе не о чем беспокоиться.
– Не о чем, Кейт? А ты бы не стала беспокоиться, если бы я куда-нибудь уезжал каждую неделю, говоря тебе столько же, сколько ты мне?
Она помолчала, а потом отвернулась.
– Но я рассказываю тебе, Ник. Ты же знаешь, почему я езжу. Она старалась успокоить его. Нику хотелось сказать ей, что он все знает. Он даже считал себя обязанным сделать это, но не мог. Он должен услышать это от нее самой. Она должна захотеть рассказать ему.
– Забудь. Хорошего тебе дня. – Он отвернулся и вышел, а она растерянно стояла и не знала, бежать за ним следом или нет. Но она не смогла. Он ждал ответов, которые она еще не готова была ему дать.
Кейт закрыла за собой дверь и пошла к машине, чувствуя, будто ее ноги связаны цепями. Стоит ли ей ехать? Или лучше остаться? Обязана ли она давать ему объяснения? Должна ли сказать всю правду? А что, если он уйдет от нее? Что, если... Потом, включив мотор, она заставила себя не думать больше о Нике. Она обязана Тому, но разве ради него нужно потерять Ника? Эта мысль заставила ее нажать на тормоз и погрузиться в раздумья. А может быть, Фелиция права? Стоит ли ей играть в эти игры? Вдруг она действительно потеряет Ника, если не расскажет ему сама, пока он случайно не узнал?
– Дьявольщина, – выругалась она про себя и выехала на дорогу. Она просто не могла ему все рассказать. Пока нет... но, может быть, скоро, может быть, скоро.
Дождь лил как из ведра, когда Кейт возвращалась из Кармела в Сан-Франциско. Где та замечательная октябрьская погода, о которой всегда рассказывала Фелиция? Боже мой, каждый день льют дожди. Даже в Кармеле шел дождь. На Тома он так тяжело действовал. Он стал бледным, плохо ел. В последнее время он выглядел как тяжелобольной ребенок. Он мог часами держать ее руку в своей, умоляя рассказывать ему сказки, и смотреть на нее такими глазами, как будто он узнал ее. Но нет. Эти глаза ничего не помнили. Том тянул к ней свои руки с криком «Кэти» точно так же, как Тайг с криком «мама». Теперь он казался еще более беспомощным. Он совсем разучился шутить, улыбаться. Мистера Эрхарда это тоже беспокоило. Но главврач сказал, что это нормально. Нормально... Что, черт возьми, было нормального в человеке, который впал в детство? В человеке, который когда-то был таким жизнелюбивым, а теперь вынужден жить в инвалидной коляске, пуская бумажные самолетики для семилетних? Но доктор утверждал, что у таких больных, как Том, бывают состояния «увядания» время от времени... В настоящее время, когда у него наступил один из этих «периодов», возможно восстановление, если кто-то будет поддерживать в нем интерес к жизни. Однако, заметил главврач, это не всегда помогает. Он признался также, что эти периоды в дальнейшем могут наступать все чаще, пока не наступит конец. Это соответствует его неврологическому состоянию и неизбежно, но пока не актуально. Впервые за семь лет она ясно поняла, насколько тяжело его состояние. Что бы там ни было, но он уже месяц был в плохом настроении. А Ник настаивает, чтобы она прекратила поездки в Кармел. Боже!
Она вздохнула, сворачивая на Франклин-стрит. Как хорошо вернуться домой. Она так устала. Слава Богу, Ник еще спал, когда она уезжала утром. Две недели она вставала раньше его, чтобы не встречаться за завтраком. И делала все возможное, чтобы отвлечь его мысли от Кармела.
Она свернула налево, на Грин-стрит, и поехала на запад, почти до Пресидио, затем нырнула в узкий, извилистый мощеный переулок, где, спрятавшись за деревьями и кустами, уютно расположился их дом. Прожив в нем немного больше месяца, она успела полюбить его больше, чем какой-либо другой дом, в котором она раньше жила. Может быть, потому, что была здесь счастлива.
Со вздохом облегчения она вошла в дом. Было всего двадцать минут пятого. Тайг ушел на урок рисования и вернется не раньше пяти. «Феррари» нигде не было видно. Она вне опасности. Никаких объяснений, никаких извинений, никакой легкомысленной болтовни, чтобы скрыть тревогу и страдание. Трудно встречаться с Ником после тяжелой поездки. Кейт сняла мокрые туфли и оставила их на коврике в холле. Свой зонтик она повесила в кухне и со вздохом уселась за стол, положив голову на руки.
– Привет, Кейт, – услышала она совсем рядом и вскочила от неожиданности. – О, дорогая, прости, я тебя напугал. – Ник обнял ее, потому что Кейт вся дрожала. Она онемела. Она и не предполагала, что Ник дома. Но он сидел здесь, поджидая ее, а она даже не заметила.
– Ты меня напугал, – устало улыбнулась она. – Я не знала, что ты уже вернулся. Как прошел день?
Усиленные попытки казаться спокойной не могли обмануть его. Он взглянул на нее отчужденно и пошел к плите, даже не удосужившись ответить.
– Выпьешь чаю?
– С удовольствием. Что-нибудь не так? – Ей не нравился его взгляд. Она почувствовала сильное сердцебиение, как во время последней стычки из-за Кармела. Но на этот раз дело обстояло гораздо хуже, она это ясно понимала. – Что-нибудь не так? – повторила она.
– Нет, ничего, – медленно произнес он, взвешивая каждое слово. – Я скучал по тебе сегодня.
Он повернулся к ней, держа в руках чашку чая. Он даже заранее вскипятил воду, а она не заметила пара. Когда она вошла в кухню, она была выжата как лимон. Сейчас Кейт была страшно напугана, но все еще не понимала чем.
– Я тоже скучала по тебе.
Он кивнул и взял вторую чашку.
– Идем наверх.
– Пошли.
Он не ответил на ее улыбку, когда она взяла свою чашку и покорно поплелась за ним в кабинет на третьем этаже, где он медленно уселся в свое любимое кресло. Оно было большое, красное, гладкое и потрясающе мягкое и вкусно пахло дорогой кожей. Но неожиданно Ник поставил чашку и протянул к ней руки. Она охотно подошла и опустилась рядом с ним на колени.
– Я люблю тебя, Ник.
– Я знаю. Я тоже тебя люблю. Как никого в жизни. – Он нагнул к ней голову, устало улыбнулся и вздохнул. – Нам надо поговорить. Мне многое надо тебе сказать. Хочу начать прежде всего с того, что я люблю тебя. Я чертовски долго ждал, чтобы ты меня полюбила так же, но напрасно. Так что настало время сесть и спокойно все выяснить. Больше всего меня беспокоит, что ты мне не доверяешь.
Кейт похолодела.
– Это неправда, – сказала она с болью в голосе, но сердце забилось от ужаса. Что он имеет в виду? Кто рассказал?
– Это чистая правда. Если бы ты доверяла мне, ты бы рассказала о Кармеле. О Томе. – Воцарилось гробовое молчание.
– Что о Томе? – упрямо спросила она, дрожащими руками ставя чашку на стол.