— О’кей. — Майор развернулся и пошел на выход.
Тетя Маша была рада снова видеть Александра. Он пришел раньше, чем обещал, довольный и радостный.
— Что такое? — Тетя Маша ждала какого-то откровения.
И оно не замедлило ждать.
— Чудесный суп! — воскликнул вдохновленный удачей Александр.
— Новое изобретение? — лукаво улыбнулась тетя Маша, подавая Александру тапочки.
Они прошли в тесную от мебели гостиную. Она представляла собой музейное собрание вещей, придрейфовавших из дореволюционной России, и купленных уже в советское время этажерок, полок, стульев и всяческих сувениров. Объектом гордости тети Маши был пепельного окраса комод в стиле ампир. Казалось, того распирает от собственной значимости. Застывший на своих изогнутых ножках, он пыжился, кругля бока и выставляя напоказ бронзовые, тончайшей работы ручки. На комоде стояла огромная лампа с бордовым рифленым абажуром и тускло мерцающим позолотой основанием в виде колокола. Рядом, заставленное наполовину бронзовыми подсвечниками, иконами, фарфоровыми безделушками, гжелевыми башенками, высилось большое, похожее на серебряный поднос, зеркало. Его рама с мягко закругленными углами отсвечивала красноватой медью. Вверху, на черно-белом фото, спиной к зрителю восседала обнаженная женщина. По спине извивался нарисованный черной тушью диковинный иероглиф. Голову женщины украшала чалма. Это фото попахивало отечественным нэпом или Францией двадцатых годов.
Александр сел на застеленное полосатым пледом канапе. Его изумрудная обивка давно истерлась, левая ножка, круто изогнутая, отходила от корпуса. Но, несмотря на эту ветхость, на слезающую с дуба краску, канапе было полно очарования вещи, история которой тесно переплетена с жизнью многих людских поколений.
Огромный стол с похожими на балясины ножками был придвинут к соседней стене. Его благородная ясеневая поверхность исчезла под разнообразными вазами, стилизованными под Древний Египет статуэтками кошек и птиц, покрытым медной краской изваянием чудища-собаки, привезенным дядей Марии Митрофановны из Китая, шкатулочками, корзинкой с вязанием, кружевной салфеткой, книгами, какими-то картонками, коробками с разным хламом, альбомами с фотографиями, ракушками и гипсово-бледными веточками коралла.
Далее теснились огромный резной шкаф, советской поры полированный сервант, кресла с цветастой обивкой и массивными деревянными подлокотниками, темно-красная тахта, тумбочка с неизменно покрывающей ее розоватой круглой салфеткой и букетом сухих степных трав в сине-белой вазе, а также крохотный, вишневого цвета пуфик, кокетливо украшенный с двух сторон свисающими с него золотистыми кистями.
— Рассказывай. — Тетя Маша села на уголок кресла.
— Это надо скорее показывать, а потом пробовать, — улыбнулся Александр. — В двух словах, конечно, можно объяснить, но это не даст точного и полного представления о блюде.
— И все же… Наверное, что-то необычайно сложное…
— Отнюдь! — бодро возразил Александр. — Наоборот, донельзя простое. Я ведь исповедую принцип простоты. Но при этом не забываю об изысках. Помнишь, как ты пробовала читать мне Бунина? Я был тогда бестолковым мальчишкой…
— Не говори так, — запротестовала Мария Митрофановна.
— Это не важно, — нетерпеливо продолжал Александр. — Я еще не мог тогда оценить Бунина, но одна фраза глубоко запала мне в душу. Я хотел все это время воплотить ее в кулинарном блюде. «От воды исходила огуречная свежесть…» Помнишь?
— И что же? — Тетя Маша с некоторой опаской смотрела на Александра, который был одержим духом изобретательства.
— Огуречный суп, вот что я изобрел! — воскликнул Александр. — Представь себе тонкую хрустящую корочку йогурта, которую ты разламываешь, прежде чем добраться до огуречного супа. Это свежевыжатый сок и ломтики огурца, которые смешиваются с бульоном из креветок, травами. Как тебе?
Александр действительно давно хотел придумать что-то особенное из огурца. Трудился несколько недель, и только вчера рецепт ему удался.
— Я искал гармонию вкуса — и я обрел ее, — воодушевленно продолжал он. — А всего-то надо изготовить кефир, хорошо размешать, придав ему пышность, заветрить его поверхность, снять корочку, выжать сок из огурца, сварить креветки, добавить травы. Я использовал в том числе и имбирь. И еще что-то вроде сухой горчицы и мяты. А какие контрасты и сочетания выстраиваются, когда ты ешь этот удивительный суп!
— Я рада за тебя, — улыбалась тетя Маша.
— Но это еще не все! Мне удалось довести до логического конца принцип размельчения в блюде с гусиной печенкой. Я сделал из нее пудру, растворил в курином бульоне, добавил тамариска и — полный порядок! До гениальности просто!
— Мне только жаль, что ты пренебрегаешь русской кухней, — своеобразно прореагировала тетя Маша.
— Русской кухни мне хватало в детстве. Но и здесь ты не права. Сразу же после моего недавнего визита я занялся налимом. Чудесное получилось блюдо! Я стегал его, все как полагается…
— Я очень рада за тебя, — повторила тетя Маша. — Ты мог бы выпустить книгу собственных рецептов.
— Я уже занимаюсь этим… частично, — загадочно улыбнулся Александр.
— А как на работе?
— Нормально. — Энтузиазм Александра поутих. Он не любил вспоминать про свою работу. Александр никогда не тревожился по поводу денег. От деда, отца матери, после его смерти осталась аптека, владение которой унаследовал Александр. Но это занятие, кроме хорошей прибыли, никогда не приносило ему удовлетворения, и на работу он ходил скорее по привычке.
Теперь он нетерпеливо ерзал на канапе.
— Тебя что-то тревожит? — проницательно спросила тетя Маша.
— Да, иногда меня мучает страх… Я боюсь, что ничего больше не изобрету. Я, видишь ли, выдумал новое направление — «штриховая кухня». И если я создам книгу, туда будут включены не только мои собственные рецепты, но и некоторые из уже известных. Те, которые отвечают моей концепции штриха, намека, меткой детали. А также простоты. Это грандиозный замысел, и я не знаю, сколько для его воплощения мне потребуется времени. Меня гнетет время… Надо торопиться.
Глаза Александра лихорадочно запылали. Он поднялся, не замечая ни интерьера, ни тети Маши. Точно сомнамбула.
— Уже уходишь? — скрывая недовольство, сказала тетя Маша.
— Да, мне пора.
Он спустился по ступеням и вышел во двор.
* * *
Надя Кулагина выскочила из редакции, не забыв нацепить на короткую бежевую курточку бэйджик со своими реквизитами. Бежевый был писком нынешнего сезона, поэтому Надя ощущала себя носителем всего передового и в прямом, и в переносном смысле этого слова. Она только что узнала нечто такое, что просто необходимо было донести до умов и сердец читателей газеты.