– Не промахнешься? – поинтересовался Артем.
– Могу, – согласился Павел, – только игрушечный пистолет бьет без промаха. Но постараюсь не промахнуться.
Пленник быстро и судорожно залопотал.
– Надо же, как плавно и непринужденно льется его немецкая речь, – удивился Фельдман. – Ах ты, гадина фашистская… Не знает он, видите ли, в какой части света находится замок глубокоуважаемого господина Ватяну и как отсюда выбраться…
– Может, правда, не знает? – предположил Артем.
– Не верю, – фыркнул Павел, – меня не проведешь. Ты посмотри на него. Амфиболия – неопределенность высказываний. Псевдология – патологическая склонность к вранью. Хрен ты деревенский!
– Armocaria Rusticana, – с ученым видом сказал Артем.
– А это че такое? – повернулся к нему Павел.
– Хрен деревенский…
– Не знал, – удивился Фельдман и засмеялся, – ладно, – невезучий охранник снова получил по затылку и отрубился окончательно. – Нашего собеседника звали Отто. Ступени выводят на тропу. Она поднимается на поверхность и ведет в деревню. Это северное направление. Значит, к северу идти нельзя, именно там нас будут пасти. Двинемся на запад. Да в темпе, Артем, в темпе. Скоро хватятся. Или эти недоумки поднимут тревогу… – он бросил под ноги рацию и стал безжалостно по ней топтаться. – Не доставайся же ты никому…
В полотняном мешке у рачительных охранников нашелся фонарь, который неплохо освещал дорогу. Они двигались ускоренным маршем, перепрыгивая через ступени. Лестница поднималась вместе с кручей, но неизменно оставалась в теле скалы. По мере восхождения ступени делались выше, неудобнее. Проход превращался в рваные зигзаги, приходилось перелезать через камни, резаться о колючки. Легкие бастовали, Павел матерился, клял отсталые европейские страны (можно подумать, сам приехал из высокоразвитой), удивлялся, почему oн до сих пор не бросил курить, в итоге объявил, что берет тайм-аут, уселся на голый камень, отдышался и потянулся к сигарете.
Артем исчерпал еще не все резервы, поднялся выше и дрогнувшим голосом сообщил, что видит по курсу «землю». Ворча, подтянулся Павел. Они сидели с задумчивым видом, жадно курили и молча созерцали раскинувшуюся перед ними величавую картину. Они находились на вершине одной из гор, которых в окрестностях было великое множество. Нескончаемый лес из остроконечных зубцов, шпилей, фигурных утесов. Голые кусты, едва тронутые зеленью. На севере горы укладывались террасами одна на другую, вздымались беспорядочными наслоениями. На западе за скалистой грядой виднелись скругленные лесистые вершины. А за спиной в сиреневой рассветной дымке проступали очертания сторожевых башен безымянного замка, из которого каким-то чудом удалось сбежать…
Сидеть и ждать у моря погоды было, по меньшей мере, глупо. Передохнув, они повернулись спиной к алеющей на востоке зарнице и погрузились в каменные дебри. Рассвет набухал. Еще немного – и брызнет, озарит унылый мир…
Павел скис на первой же стометровке. Выбрался, отдуваясь, из заваленного камнями оврага, плюхнулся на ближайшую выпуклость.
– Не знал, что ты такой лентяй, – расстроился Артем.
– Да, лентяй, – с вызовом ответил Фельдман, – человек, которому нравится просто жить. Глупый номер, Артем. Нас поймают еще до второго завтрака. Через полчаса здесь все будет блестеть, переливаться, и два человека в горах без растительности станут так же заметны, как прыщ во лбу. Какой смысл идти, если проще остаться на месте и ждать, пока за нами придут. Хоть не так устанем.
– И что же делать?
– Прятаться. Единственное, что в наших силах. Найти подходящую яму, пока окончательно не рассвело, засыпаться камнями. И сидеть до будущей ночи.
– Ничего себе, – присвистнул Артем, – звучит, как до будущей жизни.
– В замке нет собак-ищеек, – сказал Павел, – иначе шли бы за нами и в ус не дули. Может пронести. Впереди большое ущелье – найдем нору. Пусть ищут иголку в стоге сена…
Они укрылись в какой-то жутко неудобной расщелине, задвинули пролом тяжелым булыжником, пытались уснуть, дрожа от холода.
– Ничего, – стучал зубами Павел, – днем будет тепло, а к ночи мы отсюда сбежим, как миленькие…
Проснулся он внезапно. Павел, согнутый в три погибели, матерясь всеми доступными словами, вскрывал консервы.
– Ни хао, приятель, – поздоровался он по-китайски, – ты чего такой испуганный? Судно, на котором ты плыл, оказалось больничным? Держи, – сунул банку, – самое время подкрепиться. Эта каша называется свинина.
– А ложка? – капризно сказал Артем.
– А ложку тебе подадут в ресторане. Будем есть консервным ножом. По очереди. Рукоятка пистолета в банку, извини, не пролезает…
Потом они лежали, тщетно пытаясь уснуть, ворочались, страдая от замкнутости пространства. Холод отступал, но удобств от этого не прибавилось. Павел начал вспоминать свой медовый месяц, который он провел в постели. Прервал рассказ на интересном месте, попросил поделиться впечатлениями о ночи с черноглазой Аэллой. Это было уже полным извращением.
– Не будем о гадком, – поморщился Артем. От воспоминаний по спине побежал холодок.
– Отличная девка, – возразил Павел, – богатое чувство юмора, непохожесть на своих сверстниц, осиная талия. А тонкая талия, между прочим, говорит о правильном распределении жиров в женском организме и правильном гормональном балансе…
Видно, готовясь стать отцом, Фельдман начал штудировать не только Библию, но и книжки о женской физиологии. В очередной раз он проснулся от заунывного ворчания на тему: почему тот, кто храпит, засыпает первым?
– Слушай, ты, нечистый на ногу, убери с моей головы свои штиблеты… – и осекся, показав Артему кулак, приложил палец к губам, хотя тот и не собирался ничего говорить.
Поскрипывали камни под тяжелыми сапогами. Человек остановился практически над ними. Непередаваемое ощущение – словно в тебя уже целятся. Артем задержал дыхание, сжал кулак. Павел был зеленый, как разложившийся покойник, смотрел на него во все глаза. Зажурчало, полилось по камешкам – хорошо, хоть не на голову…
Несколько слов по-румынски. Не самый благозвучный язык. Подошел еще один, что-то резко бросил. Поскрипывая крошевом, люди удалились. Беглецы лежали, боясь пошевелиться, чутко работали ушами.
– Это то, чего следовало ожидать… – отрешенно шептал Фельдман.
– Поисковая операция в разгаре, – отозвался Артем.
– О, господи, – он вздрогнул, как-то потрясение уставился на Артема. – Ты слышишь, как я думаю?
– Даже вижу, – ухмыльнулся Артем. – Давай спать, Пашка. После стресса мы отрубимся моментально.
Он очнулся только вечером – продрогший, с затекшими ногами. Фельдман подавал признаки жизни, что-то бормотал про четыре жизненно необходимые стихии: огонь, воздух, вода, мыло…
Они покинули убежище, когда на окружающие реалии опустилась темнота, двинулись на запад, мечтая поскорее выбраться из хаоса непроходимых скал…