– Слова, только слова, – нараспев проговорил Бакунин и зевнул. На изуродованном лице Бориса появилась безжизненная улыбка.
– Хочешь честно? Я могу общаться с колдуньей мысленно. Так вот, она мне предложила в обмен за участие в обряде вернуть дочку и жену, хотя я в этом сомневаюсь. Если ведьма убьет вас, то она приобретет дополнительную силу и с ней справиться будет практически невозможно. Отвечая еще на один ваш вопрос, скажу: стонет моя жена. Врачи бы констатировали, что она впала в летаргический сон, хотя в этом состоянии обычно никто не издает никаких звуков. Просто душа дочки, выгнанная ведьмой, подселилась в тело матери. Такое возможно с близкими людьми. Душа тоскует по своему телу и стонет. Мои родные сейчас находятся ближе к смерти, чем к жизни.
Борис посмотрел на Евгению и спросил неожиданно:
– Вот вы, барышня, убили кого-нибудь в своей жизни? Только честно!
Бокал выскользнул из рук Алексеевой и разбился. Она побелела, затем покраснела.
– Ты что к девчонке привязался?! – не выдержал Александр, переходя на «ты». – Посмотри на нее внимательно, кого она могла убить? Таракана?
– Не надо так эмоционально реагировать на необходимый в данном случае вопрос, – ответил самодовольно Борис, казалось, его даже забавляло раздражение ребят. – Мы не буддисты, у которых и убийство таракана – грех. Естественно, речь идет только о человеке.
Женя разрыдалась и закрыла лицо руками. Севастьянов, не глядя на хозяина дома, сказал в пустоту:
– Я убил, если тебе от этого легче. Можешь даже в ментовку сообщить, только отвяжись от нее!
– Молодой человек, – укоризненно покачал головой инвалид, – у нас здесь, в Чертовке, своя милиция. Ей сообщать не надо, она и так все видит.
Бакунин с удивлением посмотрел на Александра, откупорил еще бутылку, разлил по рюмкам и махнул рукой:
– Может, и к лучшему все. Я думал, что среди нас я один такой.
– Какой «такой»? – не сообразил сразу Севастьянов.
– Было дело, – не стал вдаваться в подробности Сергей, и всем все стало понятно. – На мне же тоже кровь, – добавил Бакунин и залпом выпил коньяк. – А ведьме-то мы зачем? Все равно ведь прямая дорога на небеса. В ад, точнее.
Борис снова захихикал. Из-под засаленного бинта на стол упала капля гноя, и он растер ее ладонью. Женя закрыла рот руками и отвернулась, моля про себя, чтобы ее не вырвало. Прокаженный между тем, ничуть не смущаясь, проникновенно говорил:
– Как душегуб душегубу: если бы вы умерли где-то в Питере или, скажем, в Саратове, тогда возникли бы варианты. Пришлось бы обязательно предстать перед Божьим судом. И вашу судьбу решал бы Всевышний. Вдруг вы искренно раскаетесь? Любой священник вам скажет, что нет того греха, который не простил бы Бог. Тогда и в ад не попадете. А здесь, в Чертовке, собирает чертовка, извините за каламбур, сорок две души и, так сказать…
– Чартерным рейсом, напрямую, – подсказал ехидно Александр.
– Вот именно, – холодно улыбнулся инвалид. – Выражаясь научным языком, ведьма занимается нелегальной миграцией душ, в обход установленных небесных правил.
Женя снова начала плакать, Александр подсел к ней и обнял, утешая. Сергей спросил, морща лоб:
– И что нам делать? Есть какой-то выход?
– Есть два варианта, – ответил Борис. – Попробовать уехать отсюда или уничтожить ведьму. Но, как подсказывает мне опыт, первый вариант нереальный.
– Уничтожить – это вы, конечно, на осиновый кол намекаете? – вежливо уточнил Бакунин, и Седой кивнул.
– И это все?! – спросил Сергей, чувствуя, что сейчас у него начнется истерика похлеще Алексеевой.
– Есть еще третий вариант, но он такой же практически невыполнимый, как и первый: обратиться с верой к Богу. Но вы от него находитесь значительно дальше, чем от Воронежа. Хотя как знать, как знать, – вслух рассуждал инвалид. – Кстати, есть и четвертый вариант. Собственно, из-за него и весь сыр– бор. Вы меня должны слушаться, вот и все!
Опять наступила тишина, нарушаемая только тиканьем старинных часов.
Севастьянов заерзал на стуле и, задев раненую ногу, болезненно скривился.
– Тебя же ранили! – ужаснулась Женя, вспомнив нападение монстра в бане. – Покажи ногу!
Александр нагнулся, засучив штанину. Взору присутствующих предстали рваные ранки на щиколотке, оставленные зубами директора. Парень смочил носовой платок коньяком и стал осторожно вытирать черную, запекшуюся кровь, скрипя зубами от боли.
Борис присвистнул:
– Это где же тебя так угораздило?
За него ответила почти успокоившаяся Женя:
– Я вам рассказывала, как мертвец в баню полез. Он и укусил!
Глаза инвалида потускнели. Он снял очки и уставился в упор на Севастьянова:
– Это вам не Тузик или Барбос какой-нибудь. Наверняка уже общий сепсис начал развиваться.
Пьяный в дым Бакунин стукнул по столу кулаком и закричал, не в силах себя сдерживать:
– Может, его усыпить еще предложите, чтобы не мучился?!
– Это не мое дело, – покачал головой инвалид. – Я просто предупреждаю. Фильмы про зомби видели? Здесь то же самое.
– Я знаю, что надо делать, – пробормотал Сергей. – Кровь надо спустить, а потом прижечь огнем. А можно, и сразу…
И он с этими словами схватил со стола кухонный нож и облил его коньяком.
– Саня, ты как? Доверяешь?
Севастьянов оторвал взгляд от раны и тупо посмотрел на Сергея.
– Режь, – хрипло сказал он.
Бакунин удовлетворенно кивнул и, подумав, нетвердой походкой подошел к газовой плите, зажег горелку и поднес нож. Лезвие вспыхнуло. Сергей развернулся и направился к замершему в напряжении Севастьянову.
Инвалид вытащил откуда-то пару хирургических перчаток и швырнул на стол, словно приглашая на дуэль.
Александр, бледнея, выставил ногу перед Бакуниным, тем самым бесповоротно подчеркивая свое согласие на хирургическое вмешательство. Тот, как заправский врач, подул в перчатки, ловко нацепил их на руки, расправил складки и пошевелил пальцами.
– Что же вы, барышня, в сторонке сидите? – подал голос Борис. – Место медицинской сестры свободно. Подавайте хирургу инструмент, анестезию, – и он кивнул на коньяк, распространявший в воздухе стойкий аромат, – и тазик, кстати, не забудьте подставить.
Евгения отвернулась и подала нож Бакунину, держа его двумя пальчиками за рукоятку, чтобы не испачкать. Сергей взял инструмент и склонился над щиколоткой, прикидывая, где лучше резать. Длинные волосы мешали ему, спадая на лоб, и он нетерпеливо откидывал их назад, взмахивая головой.
– Вот здесь режь! – Инвалид перегнулся через стол, вытянув шею, как гусь, и показал стволом ружья в нужное место. – А то сухожилие повредишь.