Бакунин наспех перекрестился и сделал глубокий надрез, который тут же наполнился темной кровью. В тазик закапало.
– Бл…дь, – прошипел белый как полотно Александр и припал к бутылке.
– Неплохо, почти как патологоанатом! – восхитился хозяин дома. – Как по линеечке провел, надо было тебе на хирурга учиться!
Он добавил тихонько, обращаясь к Жене:
– Коньяк у больного забери, а то как бы он врача нашего да по головушке…
Девушка послушно забрала бутылку, посмотрела на рану, в наполняющийся кровью тазик, и ее стошнило.
Ободренный похвалой, Бакунин по-хозяйски стал орудовать в ноге Севастьянова. В тазик уже не капало, а текло. Предостережение Бориса оказалось кстати, и Александр, судорожно пошарив рядом с собой и не найдя бутылку, просто вцепился руками в волосы Сергея.
– Ты что? – оторопело спросил Бакунин, с трудом освобождаясь. – У меня же нож, поранить могу!
– Поранить?! Все, хватит на мне тренироваться! Во вкус вошел! Аппендицит еще у меня вырежи, хирург хренов! – вопил Севастьянов.
Незаслуженно обиженный Сергей молча кинул нож в тазик, туда же отправил и перчатки. Алексеева восприняла это как завершение операции и, обильно полив раны на ноге Александра коньяком, стала накладывать повязку, стараясь не смотреть на результаты медицинского вмешательства.
– Надо бы швы наложить, – заметил инвалид. – У меня даже где-то иголочка валялась… Ну да ладно, все равно он не жилец.
Последние слова он пробормотал себе под нос, и никто их не услышал.
В столовую зашел Макс с опухшим после выпивки лицом и с недовольным видом произнес:
– Чего разорались-то? Нажрались – ведите себя прилично!
Потом заметил Бориса:
– Значит, это вы то мифическое существо, которого не видно, а слышно? Напугали вы вчера наших ребятишек.
Инвалид о чем-то напряженно думал и последние слова, очевидно, пропустил мимо ушей.
Бакунин закурил и сказал, обращаясь к Борису:
– Кстати, вот ему ведьма постоянно мерещится, – и махнул рукой в сторону Максима.
Инвалид очнулся от оцепенения:
– Ведьма не мерещится. Она здесь реально обитает. Сейчас, прямо сейчас, понимаете? Вот, на нас смотрит и слушает. Смотрите, – он снял с шеи крест и подкатил к елке. Внезапно деревце начало трястись, позвякивая шарами, с каждой секундой все сильнее и сильнее. Борис убрал крест, и елка моментально успокоилась. Женя инстинктивно отошла на безопасное расстояние от новогодней красавицы, хотя теперь она стояла совершенно спокойно.
– Видели мы такие фокусы, – скептически заметил Максим. – Ничего мне не мерещится. Так, сны какие-то бредовые, про мертвецов и всякое такое.
– Севастьянова тоже во сне укусили и чуть топором не пришибли? – Бакунин раскурил следующую сигарету от окурка предыдущей. – А лошадь отчего сдохла? Тоже ведьма убила?
Инвалид ничего не ответил, но Сергей не успокаивался:
– А почему она в елке, я имею в виду ведьму, спряталась? Чего ей там делать?
– Она живет на два мира, и, чтобы здесь находиться, ей надо вселяться в какой-нибудь мертвый организм, – снизошел до ответа Борис. – В этой комнате таковой является елка, поэтому я и догадался сразу… Кобылу она угробила, чтобы нам окончательно все пути отхода перекрыть. Машину-то чертовка уже давно сломала.
– А если елку сжечь, пока в ней ведьма? – не угоманивался Сергей.
Хозяин дома кашлянул, подъехал к дереву, снял крест и приложил к ветке. Елка резко рванулась и упала на пол.
– Все. Елка свободна, ведьма покинула ее, – прокомментировал инвалид.
– Ну, по крайней мере она нас теперь подслушивать не будет, – слабо улыбнулась Женя.
– Она сейчас может и в лошадь вселиться, – промолвил инвалид. – Тело-то, девочки у нее где-то в избах спрятано.
– Я даже догадываюсь, где, – Макс сменил свой тон на серьезный. – А зачем ей тело вашей дочки, если она где угодно может обитать?
– Когда проводится окончательный обряд дарения душ Дьяволу, она должна находиться в теле невинного ребенка, – пояснил Борис.
Бакунин, окутанный клубами табачного дыма, был серьезен и задумчив. Он морщил лоб, что-то шептал, потом его лицо просветлело, и Сергей воскликнул:
– Предположим, например, что колдунья находится сейчас в теле кобылы. Получается, если жахнуть по ней серебряной пулей, то ведьме капут?
– Соображаешь! – уважительно изрек инвалид. – Только необходимо учесть следующие моменты: «жахнуть», как ты говоришь, надо прямо в сердце; поблизости не должно быть другого мертвого организма, чтобы исключить возможность мгновенного переселения… Есть еще одно обстоятельство: когда ведьма выходит из чьего-то тела, оно сохраняет способность принять душу в течение трех дней. А иначе становится обычным трупом.
– Что-то у меня голова кругом пошла от этих головоломок, – пожаловался Севастьянов. Женя мягко положила ему на руку свою ладонь.
– Вот поэтому я с вами и вожусь, – подвел итог Седой. – Одному, без помощников, мне эту задачу не решить. А у вас тоже появляется возможность выжить, если ведьму уничтожим.
Деревня Чертовка, Воронежская область
«Алексеевский хутор»,
бывший участковый инспектор милиции майор в отставке
Аникеев Андрей Андреевич,
28 декабря – 29 декабря 2008 г.
В яме-ловушке царил почти полный мрак. Я присел на корточки и, подняв воротник полушубка, принялся размышлять о возможных вариантах спасения. Незаметно я задремал.
«…Море лениво гладит пенистой волной ослепительно-белый песчаный берег. Вот водяной язык достал чуть ли не до моих ног и выплюнул маленького крабика, который, переваливаясь с боку на бок, поковылял обратно. Кричащие чайки, выписывая немыслимые кульбиты, подставляют бока соленому ветерку. Я ложусь на спину и смотрю в лазурную бездну неба, такую глубокую, что кружится голова. Небо заслоняется, меня обдает песком, и сынишка, смеясь, плюхается мне на голову и грудь. Мы шутливо боремся, вскакиваем и начинаем играть в догонялки. К нам присоединяются жена и дочка. Дочка бежит к подножию огромной горы, нависшей над пляжем, и начинает взбираться по узкой извилистой тропинке. Мы лезем за ней. Сердце выскакивает из груди, и вот наконец маленькая площадка. Со всех сторон нас окружают какие-то искривленные сосны. Земля засыпана хвоей. Мы между небом и землей. Горизонт сверкает расплавленным золотом. Море внизу ярко-зеленое, дальше начинает синеть.
Душа охвачена неземным блаженством и восторгом. Сверху неожиданно падает маленький камешек, потом еще один, покрупнее. Я увлекаю свою семью ближе к отвесной скале. Камни летят все чаще, превращаясь в какой-то адский дождь. С грохотом срываются целые глыбы, подскакивая на выступах и откалывая от них крупные куски. Мы вжимаемся в стену, но камни задевают нас. Я чувствую, как вибрирует скала. Сверху мелькает тень, глыба бьет в жену, и она летит в пропасть.