Суровцев взглянул на электронные часы. Светящиеся цифры показывали «12–10». Лида наверняка должна была приехать ближайшим поездом.
Толпа на платформе быстро густела. Из черноты тоннеля дунуло теплым ветром. Состав мчался с басовитым воем. Глянцево-голубой поезд приближался, слепя мощными фарами. Мягко открылись двери, народ повалил наружу.
– Ну, привет, – выцелив в толпе девушку, Суровцев взял ее под руку, отводя к стене. – Встретилась с отцом?
– В том-то и дело, что нет. – Лида выглядела взволнованной и удрученной. – Мобильный почему-то отключен с самого утра. Дома его нет – только что оттуда. Позвонила на работу – сказали, поздно вечером уехал и больше его не видели. Боюсь, чтобы ничего не произошло…
– Ты, главное, не накручивай себя, – успокоительно произнес Мефодий Николаевич. – Может, у него просто батарея в мобильнике разрядилась. А скорее всего, отключил все телефоны и лег спать. Работа у него сама знаешь какая…
– Он ведь сам попросил меня с утра пораньше позвонить, – девушка скользила взглядом по броуновскому движению на платформе, словно кого-то искала в толпе. – Договориться, когда мы все втроем встретимся. С тобой познакомиться хочет. Ты ведь знаешь, он с нами не живет, развелся с мамой, когда я совсем маленькая была. Но обо мне заботится.
– Попробуем позвонить чуть попозже, – успокоил биолог. – Главное, не нервничай.
Вклинившись в толпу, они двинулись в сторону эскалатора. Неожиданно Лида остановилась, словно бы принюхиваясь.
– Чувствуешь? Чем-то горелым тянет…
– Вроде да… – Мефодий Николаевич втянул ноздрями воздух, подумал и подтвердил: – Точно, горелым.
– По-моему, это из тоннеля метро, – определила Лида.
– Такое ощущение, что пластик жгут.
– Скорее, какая-то химия.
– Или отравляющее вещество.
– Может, пожар?
– Этого еще не хватало, – Мефодий Николаевич крепко взял девушку под руку. – Давай-ка побыстрее наверх.
И тут с платформы полоснуло истошным и пронзительным фальцетом:
– Кры-ы-ы-ысы!..
За спинами биологов сразу же определилось нервное хаотичное движение, и спутники почти синхронно обернулись назад. При слове «крысы» по толпе словно пробежался мощнейший электрический разряд. И в тот же момент люди панически бросились к выходу. Несколько человек свалились наземь, однако нашли в себе силы подняться. У пожилой домохозяйки выскользнула из рук сумка, выкатились свертки, резиновыми шариками запрыгали апельсины, однако женщина даже не думала их собирать. По платформе покатилась мужская шляпа и тут же свалилась на рельсы. Испуганно взвизгнул ребенок, коротко и зло матюгнулся работяга. Толпа напирала, задние грубо и тяжело теснили передних. Давка была неминуемой…
Мефодий Николаевич сориентировался мгновенно. Он приподнял Лиду за талию, поставив на скамейку у стены, и тут же вскочил на нее сам.
– Не вздумай бежать к эскалатору, затопчут моментально! – бросил он, мельком взглянул на ноги девушки и распорядился: – Быстро сними свои туфли на шпильках! Повалят – не встанешь!
– Смотри, там со стены что-то падает! – торопливо и испуганно сказала девушка. – Вон, дыра в стене, откуда этот белый дымок…
Действительно – решетка вентиляционного люка на стене под потолком отошла в сторону, и оттуда сыпались серые хвостатые твари. Первая, вторая, третья, четвертая… После десятой Мефодий Николаевич бросил считать. Безусловно, это были афганские крысы. Видимо, удушливый дым непонятного пока происхождения выкурил их из насиженных мест, и Rattus Pushtunus массово бросились наружу, к людям…
На платформе творилось невообразимое. Из отверстия вентиляционного люка по-прежнему курился плотный белесый дымок, но теперь он густел прямо на глазах. Дымок был явно тяжелей воздуха и потому опускался низко, окутывая гранитный пол, скамейки и дюралевые опоры рекламных щитов. А крысы все выпрыгивали и выпрыгивали, словно выбрасываемые изнутри мощной катапультой, и тут же исчезали в кефирной пелене. Плотная дымовая завеса не позволяла посчитать, сколько же их теперь на платформе: несколько десятков или целая тысяча? Люди, еще какую-то минуту назад спокойные и даже доброжелательные друг к другу, теперь превратились в скопище насквозь враждебных друг к другу существ. Страх гнал их наружу. Каждый хотел успеть к эскалатору первым, поверх голов впереди стоящих. Густая колышущаяся масса втягивалась на эскалатор медленно и торопливо одновременно, как нервный удав в нору, уже запрессованную предыдущей частью тела.
– Кры-ы-ы-ысы! – пронзительный женский голос полоснул по ушам, словно хирургический скальпель. – Они ту-у-ут, под нога-а-а-ами! Ой, кажется, укуси-и-и-ила!..
Эти слова и стали сигналом к чудовищной давке. Суровцев и Лида стояли на скамейке, вжимаясь спинами в холодную мраморную стену. Мимо них, в каких-то нескольких сантиметрах, медленно катил кошмарный вал спрессованных, возбужденных страхом людей. Взгляд Мефодия Николаевича фиксировал лишь разрозненные кадры: перекошенные рты, парализованные страхом лица, остеклянившиеся от ужаса глаза. Людская лавина катила с ревом и дикими криками, давя в фарш стоявших впереди о стены и рекламные щиты. Жуткая, обезумевшая от животного страха орава безжалостно душила впереди идущих, била, ломала и прессовала. Мольбы, матерщина и крики о помощи заглушались громким, явственно различимым хрустом костей. Наверное, так ведут себя люди, старающиеся вырваться из трюмов уже торпедированного корабля, идущего ко дну. Субтильный подросток сумел резко подпрыгнуть, подтянуться, вскочить соседям на плечи и побежать по плотному массиву голов, но не добежал немного до ступенек, рухнул, и его мгновенно с мокрым злым чваканьем затоптали. Истерически завизжала и смолкла убиваемая женщина, и на этот жуткий крик коротким всполохом наложился крик раздавленного ребенка.
Суровцев и Лида ощущали себя утопающими в море страха и ненависти. Ситуация казалась абсолютно безвыходной…
А белесый дым становился все гуще и гуще, неотвратимо подымаясь выше. И тут со стороны платформы донеслося леденящее душу многоголосое попискивание, словно бы усиленное Dolby Surround. Попискивание это звучало негромко, но очень зловеще и выразительно – даже на фоне чудовищных криков с эскалатора. Суровцев был готов поклясться, что пищит не менее нескольких сотен зубастых тварей.
Несколько человек в толпе в эти минуты вдруг сошли с ума. Они выли, ревели, кричали что-то нелепое и ужасное, осыпали соседей ударами. Из-под ног людей то и дело вырывались предсмертные дикие вопли, – там, на полу, повергнутые, сбитые с ног уже не могли подняться.
Перед самой лавкой, где стояли биолог и лаборантка, медленно проплывал интеллигентного вида мужчина с покрасневшим до багровой синевы лицом. Двигая локтями и плечами, он с огромным трудом высвободил руку и протянул ее вперед. Его сдавливали до костного хруста. Рука безжизненно замоталась на плече молоденькой девушки впереди. Та повернулась и с неожиданной злостью вцепилась в запястье зубами. Мужчина свирепо закричал, невероятным усилием вырвал руку, отчаянно заработал локтями. В какой-то момент показалось, что он медленно вырастает над колышущейся толпой. Его медленно выдавили наверх, и он тут же упал на головы, встал коленями на плечи девушки и вновь упал – на этот раз под ноги человеческому валу. Падая, вставая и вновь падая, он встал на четвереньки, дико закричал и тут же затих.