Саркофаг | Страница: 55

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Вот тебе и ответ. – Глядя в сторону, старик с озабоченным видом теребил бороду. – Ему зачем-то срочно нужна серьезная ударная сила. Впрочем, кажется, я знаю – зачем… А мальчик-то, как ты, наверное, заметил, очень – точнее сказать, даже слишком – тесно с ними связан. И это, как ни странно, дает нам реальный шанс…

Оборвав на полуслове малопонятный для Олега монолог, он склонился над переставшим корчиться, но все еще тяжело и часто дышащим, до синевы бледным Романом. Пощупал пульс, оттянул веки и выдохнул:

– Да, все верно, его нужно как можно скорее возвращать… Пока не поздно… Помоги-ка мне доставить хлопца в Благовещенскую церковь.

– Там же реставрация! – не удержался от возгласа взбодрившийся в результате действия эликсира монах. – Может, лучше в Троицкий собор?

– Я у тебя, раб божий, совета спрашивал? – насупился старик.

Виновато потупившись, Олег подхватил Романа на руки и вынес в холл, где уже дожидалась предусмотрительно подготовленная отцом Матвеем каталка на мягком резиновом ходу.

В перегороженном строительными лесами, на две трети скрытом под защитной пленкой храме оставалось совсем немного свободного места перед самым амвоном. Туда они кое-как втиснули каталку. После чего начали твориться и вовсе непостижимые для Олега вещи. Священник приказал совершить форменное святотатство – занести в алтарь непосвященного. А в ответ на удивленно-непонимающий взгляд, ничего не объясняя, угрюмо буркнул: «Так надо».

Смирившись с нарушением всех мыслимых и немыслимых канонов, монах, беспрекословно следуя указаниям, опустил Романа на возвышение горнего места, между семисвечником и большим запрестольным крестом.

Слегка запыхавшийся отец Матвей поднял на него глаза и вполголоса спросил:

– Теперь понял, почему нельзя было в собор?

Тяжело вздохнув, Олег кивнул, прекрасно понимая, что в действующем храме никто бы не позволил сотворить подобное, пусть даже и глубокой ночью.

Больше ничего не говоря, старик опустился на колени перед крестом, трижды осенил себя крестным знамением, глубоко, до самого пола поклонился и беззвучно зашевелил губами, читая молитву.

Олег ощутил, как в прохладном, с запахом сырой штукатурки воздухе от него одна за другой покатились теплые, переливающиеся золотистым свечением волны. Недолго думая, монах пристроился рядом и попытался подключиться к ментальной сфере наставника.

Тот, видимо, ожидая поддержки от ученика, беспрепятственно впустил его, и Олег совершенно неожиданно для себя вновь оказался в уже знакомом мрачном лесу. Только на этот раз в толстом слое скользящей под ногами прелой листвы появился намек на еле заметную тропинку. Будто кто-то совсем недавно прошел здесь, оставив в мягкой гнили не успевшие затянуться углубления следов.

Монах перекрестился, не без удивления обратив внимание на плывущий за рукой искристый след. Не отказав себе в удовольствии полюбоваться причудливым эффектом, он некоторое время шевелил пальцами, наблюдая, как с них стекают и медленно уплывают вдаль, постепенно угасая, сверкающие капли.

В глубине души жалея о невозможности задержаться и продолжить изучение удивительных явлений, Олег вздохнул и начал с хрустом проламываться через густые ветви плотно стоящих стволов.

Настроившийся на долгий, утомительный путь монах неожиданно быстро вырвался на неровную поляну, огороженную от леса трухлявым, развалившимся частоколом. Поначалу он принял ее за заброшенное пастбище, и только запнувшись о поросший травой поваленный крест, сообразил, что поляна – никакое не пастбище, а забытый погост.

Тут, словно по команде невидимого режиссера, поднялся занавес, и на дальнем краю кладбища возникла маленькая, сложенная из растрескавшихся, потемневших от времени бревен церквушка. К ней, согнувшись в три погибели под тяжестью тела Романа на плечах, покачиваясь и спотыкаясь, брел отец Матвей. А его не пускала, раз за разом с яростным писком бросаясь в атаку, гигантская, размером с крупную ворону летучая мышь, так и норовя выцарапать глаза венчающими перепонки крыльев мелкими, чрезвычайно острыми когтями.

Олег с первого взгляда понял, что силы старика на исходе, тварь вот-вот доконает его, и тогда уже никто и никогда не сможет вызволить парня из черной трясины. Время привычно замедлилось, когда он рванулся на помощь. Резиново тянулись секунды, пока воин, с треском сухожилий отталкивая от себя землю, продавливал грудью загустевший, как патока, воздух.

Подхватив левой рукой уже готового сдаться священника, правым кулаком монах встретил налетевшую мышь и попал прямо в оскаленную пасть. Зверюга, разочарованно заверещав, кувырнулась назад и, ломая крылья, обрушилась в высокий бурьян. Не мешкая, Олег взвалил на себя отца Матвея вместе с Романом и втащил их в церковь. Но стоило захлопнувшейся за спиной двери отрезать тревожный свет серого дня, как он тут же выпал из транса…

Первое, что Олег почувствовал, вернувшись в реальность, была саднящая боль в разодранных костяшках пальцев правой руки. Пока монах, поднеся кисть к глазам, разглядывал сочащиеся сукровицей треугольные раны, сзади к нему неслышно подошел священник и, как обычно ворчливо, поинтересовался:

– Где это ты так неаккуратно?

Олег с изумлением уставился на него:

– Так мы же… это… вместе…

Старик, привычно оглаживая бороду, лукаво усмехнулся:

– Так ты считаешь, что в твоих грезах мы были реально вместе?.. Кстати, с кем сцепился-то? – кивнул он на его окровавленные пальцы.

Озадаченный монах, кривясь от боли, промокнул несвежим, серым на сгибах носовым платком тыльную сторону ладони и буркнул:

– С летучей мышью. – Затем хмыкнул и покачал головой. – Здоровенная такая зараза, и зубастая, прямо птеродактиль какой-то доисторический.

– Ага, – задумчиво почесал макушку отец Матвей, – вот, значит, на ком упырь наш споткнулся. А я-то гадаю, куда запропастился, почему не вмешался?.. Что ж, – он с уважением взглянул на ученика, – молодец. Здорово мне помог.

– Так что же это получается? – Олег все никак не мог успокоиться. – Если мне все привиделось, как тогда это объяснить? – Монах протянул наставнику изрезанную руку. – Это, между прочим, отметины от зубов той самой летучей твари. Самые что ни на есть материальные. Или хотите сказать, они каким-либо боком на стигматы похожи?

– Неугомонный какой. Все ему выложь, да положь, – не то с осуждением, не то со скрытым одобрением отозвался старик. – Правильно понимаешь, к стигматам твои раны отношения никакого не имеют. И не летучая мышь это была вовсе, а вампир проснувшийся, как раз тот самый, за которым мы охотимся. Ты с ним, считай, в его владениях встретился и отбиться сумел. Что уже само по себе странно. Не обессудь, но нет пока в тебе еще силы на равных с подобной тварью тягаться. Да и парень укушенный давным-давно уже темным должен был стать, а он знай себе барахтается… Непонятно это все, неправильно.

– И где ж теперь истину-то искать? – тяжело вздохнул присмиревший Олег.