О том, что он может потерять и жену, Джим старался не думать. Пока он разговаривал с оператором станции «Скорой помощи», Элис зашевелилась, а потом ее снова начало рвать. В сознание она так и не пришла, а на ковре Джим увидел кровь.
— Машина скоро будет, — заверил его оператор и порекомендовал уложить больную на бок. И не успел Джим опуститься рядом с женой на колени, как в конце улицы уже послышался вой сирен «Скорой». Вот он раздался совсем рядом с домом, и Джим бросился вниз, чтобы открыть дверь. Прыгая через две ступеньки, он спустился в прихожую, впустил медиков и повел их наверх. Они уже входили в комнату, где лежала Элис, когда в коридор выглянула Шарлотта. Она была в таком ужасе, что не могла говорить и только безмолвно смотрела на отца. К счастью, Бобби спал и ничего не слышал.
— Что случилось? Что с мамой? — наконец проговорила Шарли, увидев, что медики склонились над телом Элис. Девочка по-прежнему стояла в коридоре, не решаясь войти в комнату, но даже оттуда ей было видно, какое серое и безжизненное лицо у ее матери. — Что случилось, папа? — повторила она и заплакала. — Что с мамой? Она больна? У нее рак?
Рак был ее постоянным кошмаром с тех пор, как от этой болезни скончалась мать одной из ее подружек-одноклассниц.
— Я не знаю, — сдавленным голосом отозвался Джим. — Ее вырвало кровью, а потом она упала и потеряла сознание.
Ему даже не пришло в голову как-то успокоить дочь, которая дрожала от страха. Он слишком беспокоился о жене, чтобы думать о ком-нибудь другом. Все его мысли сосредоточились в эти минуты на Элис — на том, что могло с ней случиться, и как они будут жить, если ее не станет.
— Что, что с ней? — спросил он у старшего медика.
— Трудно сейчас сказать, — пожал плечами тот. — Скорее всего, у нее открылась язва, но наверняка можно будет утверждать только после комплексного обследования. Нам придется забрать ее в больницу. Вы поедете с нами? — спросил старший медик, пока двое его коллег укладывали Элис на носилки. Она по-прежнему была без сознания; руки ее дрожали, а по лицу расползалась пугающая бледность, вызванная обильной потерей крови.
— Я… я сейчас… — забормотал Джим и стал оглядываться, разыскивая брюки и ботинки. Натянув свитер, он схватил телефон и набрал номер Памелы Адамс. Когда она ответила, он объяснил ей, что случилось, и попросил прийти, чтобы побыть с детьми, пока он не вернется. Джиму очень не хотелось ее затруднять, но выхода у него не было.
— Конечно, Джим, поезжай с Элис и ни о чем не беспокойся. Я сейчас же приеду, — пообещала Памела. — Я обо всем позабочусь, главное, чтобы Элис поскорее поправилась. Мне уже давно казалось, что она нездорова, но я так и не смогла убедить ее обратиться к врачу.
Джим только вздохнул в ответ. Все, кто знал Элис, видели, как сильно исхудала она за последнее время, но относили это на счет се переживаний. Все понимали, каково это — потерять сына. Именно поэтому никто, за исключением Памелы, ни о чем ее не спрашивал, полагая, что и без того возвращение к жизни было для Элис делом нелегким и долгим. Четыре месяца, прошедшие после смерти Джонни, были для нее очень тяжелыми.
Элис отнесли на носилках в «Скорую». Джим сел рядом, и машина отъехала. Он был так потрясен случившимся, что не сказал ни слова ободрения дочери, которая осталась сидеть на родительской кровати. Там ее и нашла Памела, которая, как и обещала, приехала довольно быстро. При виде Шарли сердце ее сжалось, и она крепко прижала девочку к себе, шепча слова утешения. Когда Шарлотта пришла в себя настолько, что ее уже можно было оставить одну, Памела пошла к Бобби, но мальчик по-прежнему крепко спал. Ее задача, таким образом, сильно упрощалась. Спустившись в кухню, Памела приготовила завтрак, потом убралась в коридоре и в спальне. Довольно долго они с Шарли сидели за столом, разговаривая о том, какой печальной и пустой стала жизнь без Джонни и как сильно смерть старшего сына изменила жизнь Элис и Джима. Памеле очень хотелось как-то подбодрить девочку, но она не стала лгать. Тщательно подбирая слова, она постаралась объяснить Шарли, что, хотя их жизнь уже никогда не будет такой, как прежде, это вовсе не означает, что отныне все и всегда будет плохо, и что настанет день, когда все они сумеют в той или иной степени преодолеть свое горе. И тогда, сказала Памела, они снова станут единым целым, семьей, все члены которой будут заботиться и любить друг друга еще крепче, чем раньше. Сейчас, добавила она, все они — и в первую очередь Элис — слишком измучены, их чувства парализованы болью, но так будет не всегда. Наступит время, когда все придет в норму.
Потом Шарли ушла в школу, а Памела позвонила в больницу и попросила дежурную сестру разыскать Джима. Он сообщил, что предварительный диагноз — обострение язвенной болезни — подтвердился. Элис дали успокоительное, сделали переливание крови и ввели через капельницы сильнодействующие лекарства, однако о возвращении домой не могло быть и речи. Элис, правда, пришла в себя, но сейчас она снова была словно в забытьи, и при ней постоянно дежурила сестра из отделения интенсивной терапии. Врачи проверяли ее состояние каждые полчаса, а ему велели ждать в коридоре. Только недавно Джиму разрешили ненадолго зайти в палату, где лежала Элис, и то, как она выглядела, ему очень не понравилось.
— Значит, все-таки язва? — уточнила Памела. Она очень беспокоилась об Элис и о Джиме. Судя по голосу, он был трезв, но очень испуган.
— Да, врачи уверены в этом на сто процентов. К счастью, им удалось остановить кровотечение, но… Я слышал, как один врач сказал другому, что мы едва не опоздали. Если бы Элис доставили в больницу хотя бы на пятнадцать минут позже, она могла бы умереть.
— Слава богу, ты не стал медлить! — негромко сказала Памела. — Теперь, я уверена, все обойдется.
— Спасибо, что приехала, — устало сказал Джим. — Побудь у нас еще немного, ладно? Я позвоню, как только будут какие-нибудь новости.
— Звони! Я буду у телефона, так что Бобби ты не разбудишь. Шарли уже ушла в школу, хотя одному Богу известно, чего ей это стоило! — добавила Памела специально для него, но Джим на упоминание о детях никак не отреагировал.
— Спасибо, Пэм, — еще раз поблагодарил он и, дав отбой, направился в палату к жене. Дежурная сестра сказала, что Элис дали сильное снотворное, от которого она может проспать несколько часов, и предложила Джиму немного вздремнуть в специальной комнате для родственников. Джим с радостью принял это предложение — он не выспался и очень устал, но оставлять здесь Элис одну ему не хотелось. Улегшись на раскладушку, которую поставили для него в комнате, он тотчас заснул.
К этому времени сон Элис стал более спокойным. Боль и рези в желудке почти прекратились, а кровяное давление пришло в норму. Каждые двадцать минут дежурная сиделка проверяла по приборам ее пульс, дыхание и температуру. Похоже было, что опасность миновала.
Понемногу глубокий сон Элис наполнялся сложными видениями и образами. Она куда-то шла по тропинке, которая, петляя, уходила вглубь запущенного сада, то прекрасного, то таинственного и пугающего. В какой-то момент у нее появилось ощущение, будто рядом с ней по тропинке идет кто-то еще. Элис казалось, что это Джонни, но она не была в этом уверена, а взглянуть боялась. В конце концов, она все же осмелилась бросить взгляд в эту сторону и увидела, что это действительно ее погибший сын. В ее сне он выглядел абсолютно спокойным и даже радостным. Увидев, что она смотрит на него, Джонни улыбнулся и кивнул: