На следующий день, отвезя Бобби в школу, Элис занялась шитьем. Настроение у нее было на редкость хорошим, она даже негромко напевала что-то, когда зазвонил телефон. Сначала она решила, что это Джим — как правило, он был единственным, кто звонил ей в течение дня, — все остальные ее знакомые работали и не располагали избытком свободного времени для болтовни. Но и Джим тоже давненько не звонил ей с работы. Когда погиб Джонни, он словно отгородился от всех — даже от нее — и звонил домой только в случае крайней необходимости.
Но это был не Джим. В трубке Элис услышала голос школьной учительницы Бобби — мисс Грин. Во время перемены Бобби упал с качелей и сломал запястье. Сейчас мисс Грин находилась с ним в приемном покое больницы. Мальчику уже наложили гипс, и учительница сказала, что сама привезет Бобби домой. Когда Элис спросила, почему ей не позвонили раньше, мисс Грин ответила, что они очень торопились поскорее отвезти мальчика в больницу.
Элис больше всего расстроилась из-за того, что ее не было рядом с сыном, когда ему делали рентген и накладывали лангетку, и никто не мог его успокоить и утешить. Мисс Грин привезла Бобби уже через десять минут, и Элис убедилась, что сын ее держится мужественно. Только легкая бледность выдавала его состояние. В больнице ему дали болеутоляющее, и Элис поспешила уложить Бобби в постель. Оставив сына под присмотром Джонни, она вернулась к учительнице, которая ждала ее в гостиной.
— Мне очень жаль, что так получилось, миссис Петерсон, — сказала мисс Грин. — Врачи уверены, что с рукой будет все в порядке. Через две недели вам нужно будет показать его врачу. В больнице сделают еще один рентген и, возможно, снимут гипс. И еще одна вещь… — Она сделала небольшую паузу, потом решительно тряхнула головой и продолжила: — Не хотелось бы внушать вам необоснованные надежды, миссис Петерсон, но мне показалось: когда ваш сын упал, он довольно отчетливо сказал «Ой!». Конечно, я могу ошибаться, но…
Не знай Элис, что Бобби уже некоторое время разговаривает, это сообщение вызвало бы у нее шок. Сейчас же Элис только покачала головой и сказала мисс Грин, что она, скорее всего, ошиблась.
— Мне и самой часто кажется, будто Бобби мне отвечает, — проговорила Элис, — но это только потому, что мне очень этого хочется.
На самом деле она была просто не готова поделиться с окружающими тем фактом, что к Бобби вернулась речь. Да, он говорил, но только с ней и с братом; для большего ему пока не хватало уверенности. Кроме того, Элис хотелось, чтобы об этом первым узнал Джим, а не кто-то еще. Для него это было очень важно — может быть, еще важнее, чем для нее.
— И все-таки я бы на вашем месте проверила мальчика еще раз, — возразила мисс Грин, которую слова Элис не убедили. — Конечно, я могла ослышаться, но не думаю… Нет, не думаю.
— Хорошо, — согласилась Элис. — Мы покажем его детскому психологу, только пусть сначала у него заживет рука.
Но никаким врачам она показывать сына не собиралась. Куда больше, чем психологам и логопедам, она доверяла Джонни, а он совершенно определенно сказал, что торопиться не стоит и что они смогут рассказать о Бобби отцу и остальным, когда он будет полностью готов общаться с окружающими.
Учительница уехала, а Элис поднялась к сыну. Теперь на ее попечении оказалось сразу двое больных — Бобби с переломом и Шарли с сотрясением.
Вечером приехал с работы Джим. Узнав о том, что случилось с Бобби, он не на шутку разволновался и был очень внимателен к Бобби. Джим опять вернулся домой намного позднее обычного, но спиртным от него и на этот раз не пахло. И это было настолько необычно, что Элис решила больше не откладывать разговор.
— В последние дни ты возвращаешься довольно поздно, — начала она, когда дети ушли спать и они остались вдвоем. — Вот и сегодня… Где ты был? — И она подозрительно взглянула на него. Джим выглядел намного лучше, чем обычно: на щеках у него даже появился легкий румянец, руки не дрожали, мешки под глазами почти разгладились. Этому у Элис не было объяснений.
— Где я был? — переспросил Джим. — Так, ездил по делам… — ответил он уклончиво, старательно делая вид, что не замечает тревогу во взгляде Элис. — Мне нужно было побывать на одной встрече, — сказан Джим. — Я заехал туда после работы.
— Что за встреча? С кем? — Элис пытливо вглядывалась в его лицо, пытаясь прочесть на нем ответы на свои вопросы.
Джим долго не отвечал. Какое-то время он даже глядел в сторону, но потом, видимо приняв для себя решение, повернулся к Элис и посмотрел ей в глаза.
— Это важно? — спросил он.
— Да, важно. Скажи честно — у тебя появилась женщина?.. — Она старалась говорить как можно спокойнее, но от волнения у нее перехватило горло.
Джим покачал головой и взял ее за руку.
— Нет, Элис, я бы никогда не поступил так с тобой. Никакой женщины у меня нет и не было. Я любил и люблю только тебя, и все-таки я едва не разрушил нашу семью. Сначала та авария с Бобби, а теперь и Шарлотта пострадала из-за меня. Ведь они оба могли погибнуть, как погиб Джонни, но я этого не понимал… До последнего времени не понимал. Нет, Элис, никакой женщины. Я хожу на собрания общества «Анонимные алкоголики». Я совершенно отчетливо осознал: если я хочу сохранить тебя и нашу семью, я должен остановиться, остановиться во что бы то ни стало. Я должен бросить пить, иначе погибну сам или погублю кого-нибудь еще, а этого мне уже не выдержать.
Элис подняла на Джима полные слез глаза. Она ничего не сказала, просто поцеловала его в щеку. Ее мечта наконец-то сбылась.
— Спасибо тебе, — проговорила она. — Спасибо, Джим!
И поздно вечером, когда они ушли к себе, Элис закрыла дверь их спальни на ключ, чтобы дети им не помешали. Эта ночь должна была принадлежать только им двоим.
Наступивший декабрь оказался непростым для всех. Джим заполучил еще трех солидных клиентов и теперь с головой погрузился в дела. Он твердо намеревался расширить свой бизнес. Элис не знала, связан ли этот подъем его активности с тем, что он бросил пить. В одном она была уверена: теперь Джим работал с куда большим удовольствием, да и зарабатывать он стал больше. Конечно, он уставал, однако, несмотря на это, настроение у него было приподнятым, да и вел он себя так, словно с его плеч свалился тяжкий груз. Кроме того, Джим стал регулярно бывать на соревнованиях Шарли, и хотя для этого ему приходилось раньше уходить с работы, он наверстывал упущенное по вечерам и по выходным. Вскоре он превратился в главного консультанта дочери, которую, как он убедился, ожидала блестящая спортивная карьера. В спорте Джим разбирался едва ли не лучше, чем в бухгалтерском учете, и Шарли, следуя его советам, добилась действительно впечатляющих успехов. Шарлотта пыталась благодарить отца, отдавая должное его советам, но он каждый раз отвечал, что ее победы — результат ее собственного таланта и трудолюбия. То же самое Джим повторял и в разговорах со всеми знакомыми и коллегами, перед которыми он хвастался достижениями дочери ничуть не меньше, чем когда-то успехами Джонни.