Он замолчал, так как ему не хотелось показаться хвастуном.
— А теперь вы владеете лассо лучше всех в Техасе? — закончила собеседница, угадав не высказанную им мысль.
— Нет-нет! — смеясь, запротестовал он. — Это старик Зеб так считает, а он судит о моем искусстве, вероятно принимая свое за образец.
«Что это — скромность? — недоумевала креолка. — Или этот человек смеется надо мной? Если бы это было так, я сошла бы с ума».
— Вам, наверно, хочется вернуться к вашим друзьям? — сказал Морис, заметив ее рассеянность. — Ваш отец, вероятно, уже беспокоится, что вас так долго нет. Ваш брат, ваш кузен…
— Да, вы правы, — поспешила она ответить тоном, в котором прозвучала нотка не то обиды, не то досады. — Я не подумала об этом. Спасибо, сэр, что вы напомнили мне о моих обязанностях. Пора возвращаться.
Они опять вскочили на лошадей. Неохотно подобрала Луиза поводья, как-то медлительно вдела ноги в стремена; казалось, ей хотелось побыть еще немного в ловушке для мустангов.
Когда они снова выехали в прерию, Морис направился со своей спутницей к месту пикника самой короткой дорогой.
Их обратный путь лежал через живописное место, известное в Техасе как «сорняковая прерия». Так назвали ее пионеры-поселенцы, словарь которых не отличался особой изысканностью.
Уроженка Луизианы увидела вокруг себя огромный сад, где цвело множество ярких цветов, — сад, граничащий с голубым сводом неба, насаженный и выращенный самой природой.
Эта живописная местность оказывала облагораживающее влияние на многих даже самых прозаических людей. Я видел, как неграмотный зверолов, обычно не замечавший никакой красоты, останавливался посреди сорняковой прерии и, окруженный цветами, которые касались его груди, долго любовался на чудесные венчики, колышущиеся на бесконечном пространстве; и сердце его становилось более отзывчивым…
— Как здесь хорошо! — воскликнула в восторге креолка, невольным движением останавливая лошадь.
— Вам нравится здесь, мисс Пойндекстер?
— Нравится? Это не то слово, сэр. Я вижу перед собой все, что только есть самого чудесного и прекрасного в природе: зеленую траву, деревья, цветы, — все, что мы выращиваем с таким трудом и все-таки никогда не достигаем равного. Здесь ничего не добавишь — этот сад безупречен!
— Здесь не хватает домов.
— Но они испортили бы пейзаж. Мне нравится, когда не видно домов и черепичных крыш, и трубы не торчат среди живописных силуэтов деревьев. Под их сенью мне хотелось бы жить, под их сенью мне хотелось бы…
Слово «любить», витавшее в ее мыслях, готово было сорваться с ее губ. Но она вовремя удержалась и заменила его словом совсем другого значения — «умереть».
Со стороны молодого ирландца было жестоко не признаться девушке в том, что и он чувствовал то же. Этим и объяснялось его пребывание в прерии. Если бы не подобное же увлечение, доходившее почти до страсти, вероятно, он никогда не стал бы «Морисом-мустангером».
Романтическое чувство не может уживаться с притворством. Оно скоро исчезает, если не находит себе опору в самой жизни. Мустангеру было бы неприятно признаться даже самому себе, что он охотится за дикими лошадьми только для времяпрепровождения — для того, чтобы иметь предлог не покидать прерию. Сначала, быть может, он и согласился бы на такое признание, но за последнее время он проникся гордостью профессионального охотника.
Его ответ прозвучал прозаично и холодно:
— Боюсь, мисс, что вам скоро надоела бы такая суровая жизнь — без крова, без общества, без…
— А вам, сэр? Почему она не надоедает вам? Ваш друг мистер Стумп говорил мне, что вы ведете такой образ жизни уже несколько лет. Это правда?
— Совершенно верно — другая жизнь меня не привлекает.
— О, как бы я хотела сказать то же самое! Как я вам завидую! Я уверена, что была бы бесконечно счастлива среди этой чудной природы.
— Одна? Без друзей? Даже без крова над головой?
— Я этого не говорила… Но вы не сказали мне, как вы живете. Есть ли у вас дом?
— Он не заслуживает такого громкого названия, — смеясь, ответил мустангер. — Лачуга, пожалуй, более подходящее слово для того, чтобы составить представление о моем хакале — одном из самых скромных жилищ в нашем крае.
— Где же оно находится? Недалеко от тех мест, где мы сегодня были?
— Не очень далеко отсюда — не больше мили. Видите вершины деревьев на западе? Они укрывают мою хижину от солнца и защищают ее от бурь.
— Да? Как бы мне хотелось взглянуть на нее! Простая хижина, вы говорите?
— Именно.
— Стоящая в уединении?
— Нет ни одного жилища ближе десяти миль от нее.
— Среди деревьев? Живописная?
— Это уж как кому покажется.
— Мне хотелось бы посмотреть на нее, чтобы иметь свое мнение. Только одна миля отсюда, вы говорите?
— Миля туда, миля обратно — всего две.
— Пустяки, это займет не больше двадцати минут.
— Я боюсь, что мы злоупотребим терпением ваших близких.
— А может быть, вашим гостеприимством? Простите, мистер Джеральд, — продолжала девушка, и легкая тень омрачила ее лицо, — я не подумала об этом. Вероятно, вы живете не один? В вашей хижине есть еще кто-нибудь?
— О да! Я поселился здесь не один. Со мной…
Прежде чем мустангер закончил свою речь, в воображении Луизы встал образ девушки ее лет, только полнее, с бронзовым оттенком кожи, с миндалевидным разрезом глаз. Зубы у нее, должно быть, белее жемчуга, на щеках алый румянец, волосы, как хвост Кастро, бусы на шее, браслеты на ногах и руках, замысловато вышитая короткая юбочка, мокасины с бахромой на маленьких ножках. Таким представила себе Луиза второго обитателя хижины мустангера.
— Может быть, появление гостей, особенно незнакомых, будет не совсем удобно?
— Напротив, он всегда очень рад гостям, будь то незнакомые или же друзья. Мой молочный брат очень общительный человек, но ему, бедняге, теперь мало с кем приходится встречаться.
— Ваш молочный брат?
— Да. Его зовут Фелим О'Нил. Как и я, он уроженец Изумрудного Острова [30] , графства Голуэй. Только в его речи ирландский акцент еще слышнее, чем в моей.
— О, как бы мне хотелось его послушать! Ведь диалект графства Голуэй очень своеобразен. Не правда ли?
— Мне трудно об этом судить, я ведь сам оттуда. Но если вы согласитесь на полчасика воспользоваться гостеприимством Фелима, то сможете составить собственное мнение.
— С огромным удовольствием! Это так ново! Пусть отец и остальные подождут. Там много дам и без меня, или пусть они займутся поисками наших следов. Это будет не менее интересно, чем обещанная охота на мустангов. А я с радостью воспользуюсь вашим приглашением.