— Ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, мама догадывалась, кто он. А после гибели моего брата уже не сомневалась. Она уговаривала отца отправить Алекса в детский дом, твердила, что он погубит всех. Папа решил, смерть сестры странным образом сказалась на ее психике. Ни в какие легенды он, конечно, не верил. Но пообещал, что учиться Алекс будет в Нахимовском… Алекс их разговор слышал. В ближайший выходной мы отправились на прогулку по Святому озеру. На катере. Родители, я, брат и Алекс. Погода внезапно испортилась, что там произошло в действительности, неизвестно, но катер затонул. Спаслись только я и мой троюродный брат. Он смог дотащить меня до берега. Я оказалась в больнице, а Алекс исчез. Дядя Лева — единственный оставшийся близкий родственник, пытался его найти. И не смог. Милиция тоже не смогла. Мне едва исполнилось пять лет, Алекса я совсем не помнила, а дядя Лева, у которого я жила после гибели родителей, предпочитал не вспоминать о тех печальных событиях. Я выросла, ничего не зная ни о семейной легенде, ни о навязчивых страхах мамы, которые привели ее к помешательству. Именно так оценивал дядя Лева отношение мамы к своему племяннику.
— Сколько лет было Алексу, когда он исчез? —задал вопрос Герман, воспользовавшись паузой в моем рассказе.
— Пятнадцать. Он не хотел, чтобы его нашли, и причина была проста: это он утопил катер, убил моих родителей и брата.
— Пятнадцатилетний мальчишка? Допустим… Но без документов и денег вряд ли он был способен долго скрываться.
— Если был один.
— Постой, ты хочешь сказать… его папаша вовсе не погиб?
— Уверена. И эта тайна стоила жизни его матери… Закончив школу, я уехала учиться в Питер. В родном городе остался дядя Лева и друзья детства. Вика, моя подружка, выходила замуж. Я, конечно, отправилась на свадьбу. Накануне отъезда получила открытку — коллаж, где я в объятиях монстра, с подписью: «Я тебя жду». Конечно, я решила, что это глупая шутка. Остановилась я у Вики. В ночь перед самой свадьбой всю ее семью расстреляли. Я спала на третьем этаже, и следователи решили: киллер не знал о моем присутствии в доме. Ночью кто-то положил розу на мою подушку. Я подумала, Вика или ее брат. А через несколько дней ко мне явился мужчина, назвавшийся Алексеем. От него я впервые услышала кличку киллера, устроившего бойню в доме моей подруги. Испанец. Алексей был уверен, меня с киллером что-то связывает. Жива я осталась вовсе не по счастливой случайности. И роза — его подарок. Он сам хотел найти убийцу, самонадеянно считая, что справится с ним. Я смогла убедить его: если нас с Испанцем и связывает что-то, мне об этом ничего не известно. Но отступать он не хотел, и вот тогда мы занялись историей моей семьи. Алексом.
— Он и оказался Испанцем? — спросил Герман.
— Да. Алексей считал семейную легенду бреднями, но был уверен: Алекс, наслушавшись рассказов моей матери, видел во мне избранницу. То есть попросту спятил. И не сомневался, что Испанец появится. Ведь я ему нужна для продолжения рода. И он появился. — Я собиралась с духом, чтобы продолжить рассказ, Герман терпеливо ждал, хмуро глядя на меня. — С Мартином меня познакомил друг детства. — Даже теперь произнести это имя стоило большого труда, я до боли стиснула пальцы, уходя от взгляда Германа. — Едва я его увидела, тут же забыла все предостережения Алексея. Наверное, будь я внимательней, смогла бы понять, но… я видела лишь то, что хотел Мартин: милого, интеллигентного, очень доброго человека, который без памяти в меня влюблен. А я в него, что неудивительно. Вообразить его убийцей никакой фантазии не хватало. А привычный мир вокруг меня уже трещал по швам. Бесконечная череда смертей. Мой дядя был убит, подруга выбросилась из окна… Мне казалось, я пережила все это только благодаря Мартину.
— А что Алексей? Испанец и ему смог заморочить голову?
— Старик прав — дьявол великий путаник. Мартин убедил меня, что Алексей и есть мой брат. И не одна я поверила в это. Алексей пытался меня спасти, но… Мартин опять все вывернул наизнанку, обвинив его в том, что он меня похитил. При задержании Алексей был убит. Позднее никто не мог понять, кто начал стрельбу… История, как мне тогда казалось, закончилась, если и не вполне благополучно, то все равно с большой надеждой на счастье. Ведь Мартин был рядом. И стал моим мужем. Даже то, что один из друзей детства оказался убийцей моего брата, не поколебало моей уверенности в близком счастье. Этот самый друг и написал книгу, о которой говорил старик. Историю о прекрасной Элеоноре и инквизиторе, услышанную им от моей мамы. Я была слишком мала, чтобы помнить ее рассказы, а вот он запомнил. С Алексом они в детстве проводили много времени. Зло разрушительно, даже когда просто находишься рядом. Алекс шепнул ему: убивать легко, и он столкнул в воду моего брата.
В комнате вновь стало тихо, молчание нарушил Герман:
— У твоей истории ведь есть продолжение?
— Есть, — кивнула я, меньше всего желая продолжать рассказ. Воспоминания давались с трудом, в тот момент я отчетливо понимала: ничего по-настоящему не кончилось. И уж точно не верила в счастливый конец. — По словам Мартина, его мать умерла десять лет назад, отец, тяжело переживавший ее смерть, мог передвигаться только в инвалидной коляске. Мартин сказал мне, что нашел прекрасную клинику в Швейцарии, где отца непременно поставят на ноги. Мы отправились туда втроем, позднее к нам присоединилась Серафима, женщина, которая ухаживала за больным отцом. В самолете Мартин надел мне на палец кольцо, семейную реликвию. Черный камень в обрамлении бриллиантов, а когда увидел, что я собираюсь хлопнуться в обморок, долго смеялся. «Ты не можешь верить во всю эту чушь», — сказал он. И я решила: действительно чушь. Все самое страшное позади, меня ждет любовь и безграничное счастье.
— Я даже спрашивать опасаюсь, что было на самом деле, — кашлянув, произнес Герман, приглядываясь ко мне. — Хочешь кофе? Или чай? Нам некуда спешить.
Я покачала головой, решив, чем скорее все это кончится, тем лучше.
— Оставив отца Мартина в клинике, мы два месяца путешествовали по Европе. Я могла себя поздравить, лучшего мужа и вообразить невозможно. Мы были в Париже, когда позвонил отец с отличной новостью: он абсолютно здоров и готов покинуть клинику. Я помню момент, когда увидела его выходящим из поезда. Он вызывал безотчетный ужас. Хотя всегда был ласков со мной…
В тот день, когда он приехал в Париж, мое счастье кончилось. Я не понимала, что происходит, внешне все оставалось по-прежнему, но… все вдруг изменилось. Иногда я замечала их взгляды, странные недомолвки, но, быть может, странными они казались лишь мне. Из Парижа мы перебрались в Испанию, где у отца Мартина был дом, не просто дом, целое поместье. Километрах в трех находилась деревня. Мы жили довольно обособленно, правда, частенько отправлялись ужинать в ресторанчики, которых было немало в округе. По-испански я говорила свободно, но все равно чувствовала себя чужой. Вскоре приехала Серафима. Сиделка отцу была уже не нужна, но ее появление не удивило, хотя они и не производили впечатления любовников. Всем в доме заправляла она, отца Мартина называла «хозяином», а самого Мартина «молодым хозяином». Со мной вела себя так, точно я несмышленое дитя, за которым надо постоянно присматривать. Заботливая, но строгая тетушка. Впрочем, и сам Мартин, и его отец в этом смысле мало чем от нее отличались, только строгость заменяла насмешливая нежность. «Как себя чувствует наша девочка?», «Хорошо ли отдохнула малышка?» У меня не было сил сопротивляться, я уговаривала себя, что в этом нет ничего плохого. Наверное, если бы не панический ужас, который возникал, казалось, без всякого на то основания, я продолжала бы считать свою жизнь счастливой, закрывая глаза на то, что просто обязана была заметить с самого начала. Подозрительные отлучки то одного, то другого. Нежелание отвечать на вопросы, касающиеся их дел, и на главный вопрос: как долго мы будем жить в Испании и почему не возвращаемся в Россию? «Милая, здесь прекрасный климат, тебе надо как следует отдохнуть после всех этих ужасов. А в Россию мы можем вернуться в любой момент. Только вот стоит ли торопиться? Слишком свежи воспоминания». «Не досаждайте молодому хозяину своими капризами, — ворчала Серафима. — Вам бы радоваться, что он в вас души не чает. Но и его терпение может лопнуть. Лучше бы подумали, как доставить ему удовольствие, — и с умильной ухмылкой продолжала: — Бедная девочка росла сиротой, рядом не было матери, которая научила бы вас женским премудростям. Но ничего, я вам помогу». С ее точки зрения, моим единственным предназначением было ублажать мужа. Иногда мне хотелось ее придушить, а потом являлась трусливая мысль: чем, собственно, я не довольна? Мартин любит меня, сомневаться в этом повода не было. Он беспокоился, что я могу заскучать, оттого я вела жизнь принцессы. Занималась живописью, танцами, учителя приезжали ко мне из города. На уроках всегда присутствовала Серафима, пресекая малейшую попытку заговорить о том, что не имело отношения к делу. По выходным мы отправлялись то в Мадрид, то в Толедо… и за все это время я ни разу не заговаривала с посторонними, не считая учителей или официантов в ресторанах. И не оставалась одна. В какой-то момент стало ясно: если это и жизнь принцессы, то в заточении. В очень комфортной тюрьме. Я боялась обсуждать это с Мартином, предвидя его ответ. Что он мог сказать: «Ты не чувствуешь себя счастливой рядом со мной?» Я понимала, так не может продолжаться дальше, и не была в состоянии что-либо изменить. Мне казалось: я уже не я, а кто-то другой… Серафима лишь подлила масла в огонь, заявив однажды: «Чем хандрить, лучше бы родили молодому хозяину ребенка. Сколько времени прошло, а вы так и не забеременели». Все мои страхи сразу вернулись. Мартин, конечно, заметил перемены во мне. «Что с тобой, моя девочка, глазки такие грустные?» И я рассказала ему о разговоре с Серафимой. «Не обращай внимания, — засмеялся он. — Нам некуда торопиться. Тебе еще рано иметь детей, хотя, конечно, я мечтаю о сыне».