— Идем, — позвал Герман. В дом мы вошли вдвоем, мужчины остались снаружи. — По всему периметру видеокамеры, — деловито пояснял Герман, открывая передо мной очередную дверь.
Комната занимала весь первый этаж. На окнах решетки, лестница вела на второй этаж. Назначение дома осталось для меня загадкой, возможно, здесь тоже планировали разместить офисы. В углу мягкая мебель и телевизор, напротив холодильник, раковина и газовая плита.
— Туалет и душ — там, — кивнул Герман на узкую дверь. — На втором этаже комната вроде этой. Пустая. — Он сел на диван и потер лицо руками. — Сядь, — сказал тихо, голос звучал устало. Теперь, когда мы остались вдвоем, не было нужды притворяться. Я села в кресло, поражаясь накатившему на меня равнодушию. — Этот сукин сын отрезал ему голову, — пробормотал Герман.
— Уезжай, — сказала я. — Теперь ты им не нужен. Они оставят тебя в покое… может быть.
— Уезжай? — усмехнулся он. — А ты?
— Отправлюсь в полицию. Если мне поверят, помогут спрятаться. Или упрячут за решетку. Там добраться до меня будет сложно.
— Не уверен. Подследственных не раз находили с петлей на шее.
— Он не станет меня убивать, — покачала я головой. — Я нужна ему живой. Ты что, не понял?
— Хватит с меня этих бредовых историй. Мы имеем дело с киллером. Пока ты жива, он не чувствует себя в безопасности. Извини, — Герман тряхнул головой и заговорил спокойнее: — Понимаю, сейчас не лучшее время оставлять тебя одну, но… мне надо все еще раз обсудить с парнями. Я буду рядом, в соседнем здании. — Герман поднялся, подошел ко мне и добавил: — Он тебя не получит.
Я кивнула, соглашаясь, не потому что верила в это, наверное, хотела придать уверенности ему. Он ушел, а я приготовилась к долгому ожиданию.
Я услышала, как скрипнула входная дверь, а через минуту Герман заглянул в комнату. Обхватив себя руками за плечи, я пялилась в стену напротив.
— Все в порядке? — спросил он, вопрос показался едва ли не издевательским. Отсутствовал он часа три и за это время смог вернуть себе былую уверенность. Герман был человеком действия, из тех, что доводят начатое до конца и не умеют отступать.
— Ближайшие несколько дней тебе придется провести здесь. Очень может быть, что нас выследили, но если твой Мартин сюда сунется, ему каюк.
— Что это за место? — спросила я.
— База охранной фирмы. О том, что ты тут, знают всего несколько человек, все люди надежные. Охране на воротах знать об этом ни к чему, но они предупреждены, что надо быть начеку. Наши психопаты не смогут добраться до тебя и переключат все свое внимание на мою персону. Моя задача привести их в такое место, где с ними можно разделаться без особых хлопот. Так что мы опять расстаемся. Справишься? — помедлив, спросил он.
— За меня не беспокойся, — сказала я. Он поднялся и замер в нерешительности.
— Можно, я тебя поцелую?
— Нет. Это будет похоже на прощание. Герман кивнул и пошел к двери.
Время опять тянулось выматывающе медленно, глядя на окна с решетками, я с тоской думала, что променяла одну тюрьму на другую. Сон в тот момент казался мне избавлением, даже кошмары уже не пугали, они были предпочтительней этой пытки, но уснуть не получалось.
Стемнело, вспыхнули прожектора, всполохи света врывались в комнату, а потом вновь наступала темнота, такая непроницаемая, гнетущая, что я торопилась досчитать до десяти в ожидании, когда комнату высветит луч. Подойдя к окну, я чуть сдвинула ленту жалюзи. Двор был пуст, хоть я и знала: впечатление это обманчивое. Где-то здесь вооруженные люди. Охранник в будке, собаки.
— Собаки, — произнесла я, почувствовав тревогу, псы лежали вытянувшись, вроде бы спали. В этом не было ничего необычного, и все же… Сторожевые псы спят очень чутко, реагируя на любой звук.
И, как подтверждение внезапной догадки, шаги наверху, осторожные, едва слышные. Сердце ухнуло вниз, я потянулась к оконной раме, но ручка на ней отсутствовала, окно оказалось глухим. Отдернуть штору, закричать… вряд ли меня услышат, но увидеть должны, в тот момент, когда луч прожектора вернется к окну. Вновь шаги, уверенные, неторопливые, кто-то спускался по лестнице.
Я стояла, привалившись плечом к стене, боясь повернуться. Шаги замерли, и ласковый голос за моей спиной произнес:
— Здравствуй, милая.
А я зажмурилась, как в детстве, когда возвращалась поздно вечером домой и вдруг начинало казаться, что кто-то страшный смотрит на меня из-за ближайших кустов. Закрой глаза, и он исчезнет, открой — и его тут уже не будет. Но он по-прежнему был здесь.
— Пожалуйста, отойди от окна, — попросил тихо.
Я повернулась медленно-медленно и вскинула голову. Он стоял в нескольких метрах от меня, сгусток мрака в темной комнате. Воплощение моих кошмаров. Луч света скользнул по его лицу, и я увидела его глаза и его улыбку. Ласковую и одновременно печальную.
— Ты… — пробормотала я и сдавила рот ладонью, словно нарушила табу: заговоришь и окажешься в его власти.
— Конечно я, милая. Как я тосковал по тебе…
— Уходи.
— Ты же знаешь, я не могу этого сделать, — вздохнул он. — Сколько мы не виделись? Для меня — целую вечность. Два года я не знал покоя… — Он сделал шаг, потом еще один и оказался между мной и окном. И протянул руку. Я шарахнулась в сторону, в темноте ударившись о подлокотник дивана. — Осторожней… — В его голосе было столько беспокойства, столько нежности, что хотелось плакать.
— Не прикасайся ко мне, — собравшись с силами, произнесла я.
— Зачем ты так, — сказал он укоризненно. — Ты же знаешь, я не сделаю тебе ничего плохого.
Я услышала смех, тихий, злой, и не сразу поняла, что это я смеюсь.
— Все бессмысленно, — покачала я головой. — Я знаю, кто ты…
— Я твой муж. Человек, который любит тебя куда больше собственной жизни.
— Все это ложь, Мартин. Все ложь… Не думай, что тебе удастся обмануть меня еще раз.
— Обмануть? — Мне показалось или в его голосе действительно была растерянность? — Ты моя единственная любовь, моя жизнь, мое сердце…
— Дьявол умеет обольщать, — усмехнулась я.
— Бедная моя девочка, ты поверила глупым россказням своей мамы. Даже твой дядя считал ее сумасшедшей.
Я забилась в угол дивана, Мартин опустился на корточки совсем рядом. Если бы он протянул руку, смог бы коснуться меня, но он сложил их на своих коленях и сказал:
— Я тебя не трону. Хотя так хочется тебя обнять… Ты похожа на брошенного котенка… я так боялся за тебя, милая, боялся, что мою девочку обидят и меня не будет рядом, чтобы защитить. Забудь все эти глупые сказки.
Он говорил, а я смотрела на него, поражаясь тому, как может быть слепа любовь. Как была слепа я. Не увидеть, не почувствовать. В каждом его жесте, повороте головы таилась угроза, и сквозь маску, которую он носил с такой ловкостью, проступало что-то первобытное, злое. И сейчас в нем была решимость зверя, терпеливо выслеживающего свою добычу.