Кроме того, полученная информация ничего не изменит: король открыл двери своего дома для ее мужчины даже без формального объявления кровного родства, и Мануэлю позволили общаться с его человеческой матерью. Также, было решено, что он будет работать здесь, с Док Джейн и Хэйверсом. В конце концов, расе требовались хорошие врачи, а он был превосходным специалистом.
А что насчет нее самой? Она собиралась сражаться. Ни Мануэль, ни ее брат не были в восторге от того, какой опасности она могла подвергнуться, но им не удалось отговорить ее. На самом деле, после того как она пространно поговорила о своем решении с Мануэлем, казалось, он смог принять то, что борьба являлась неотъемлемой частью ее сущности. Его единственной оговоркой было то, что она должна получить самое лучшее оружие – а ее брат настоял на том, что он лично об этом позаботится.
Мойры, эти двое, казалось, поладили. Кто бы мог подумать?
Подойдя к следующему окну, она высматривала в темноте свет фар.
Где он был сейчас? Где же он...?
Мануэль также собирался поговорить с Док Джейн по поводу физических изменений его тела… изменений, которые, учитывая свечение Пэйн во время занятий любовью, вероятно, будут продолжаться. Он собирался наблюдать за своим телом и выяснить, что же произошло. Они оба уповали на то, что она лишь укрепила его здоровье и омолодила тело. Но только время могло дать окончательный ответ.
С проклятием Пэйн вернулась назад, пересекла фойе... и вошла в столовую.
Встав возле третьего окна, она взглянула на небо. У нее не было никакого желания видеться с матерью. Было бы замечательно поделиться своей любовью с теми, кто привел ее в этот мир. Но ее отец был мертв, а мамэн? Пэйн не была уверена, что Дева-Летописеца не посадит ее под замок снова: Мануэль был полукровкой. Вряд ли ее чистокровная мать одобрит…
Пара светящихся автомобильных фар, приближающихся к особняку, заставила ее сердце пуститься вскачь. А потом послышалась музыка – громкие биты доносились даже через стекло.
Пэйн выбежала из столовой и пересекла мозаичную яблоню на полу. Уже через мгновенье она была в вестибюле, а затем выбежала в ночь…
Она остановилась на вершине лестницы.
Мануэль вернулся с сопровождением. Позади его Порше виднелся какой-то массивный агрегат... огромный автомобиль, состоящий из двух частей.
Ее мужчина вышел из автомобиля и прокричал:
– Привет!
Широко улыбаясь, он подошел к ней, положил руки на ее бедра, и прижал Пэйн к своей груди.
– Я скучал по тебе, – прошептал он в ее губы.
– Я тоже. – Теперь и она улыбалась. – Но... что ты привез с собой?
Пожилой дворецкий вышел из-за руля другого автомобиля.
– Господин, мне…
– Спасибо, Фритц, но теперь я сам обо всем позабочусь.
Дворецкий низко поклонился.
– Было удовольствием служить вам.
– Ты лучший, приятель.
Доджен положительно засиял, и танцующей походкой отправился в дом. А потом ее мужчина повернулся к ней.
– Стой здесь.
Внутри огромной штуковины послышался какой-то стук, и она нахмурилась.
– Конечно.
Поцеловав ее еще раз, Мануэль спрятался за противоположной стороной автомобиля.
Двери распахнулись. Опять раздался какой-то шум. Скрип и катящийся звук, сопровождаемый ритмичным постукиванием. А потом…
Она даже не смела надеяться услышать тихое ржание. Затем красивая кобыла сошла с рампы и направилась к ней.
Пэйн прикрыла руками рот, на глазах выступили слезы. Лошадь грациозно перебирала копытами, ее гладкая шкура блестела в льющемся из дома свете, к ней снова вернулась жизненная сила.
– Что... зачем ты привез ее сюда? – хрипло спросила Пэйн.
– Человеческие мужчины дарят своим невестам что-нибудь в знак своей любви. – Мануэль широко улыбнулся. – Я думал, Глори будет лучше любого бриллианта, который я мог бы купить тебе. Она значит для меня гораздо больше... и надеюсь, для тебя тоже.
Когда она никак не отреагировала на его слова, он протянул ей кожаный поводок, который крепился к уздечке лошади. – Я дарю ее тебе.
В этот момент Глори издала громкое радостное ржание и начала гарцевать, как будто одобряя смену владельца.
Пэйн вытерла глаза и бросилась к Мануэлю, крепко целуя его.
– У меня нет слов.
А потом она приняла от него поводок, и Мануэль гордо расправил грудь.
Глубоко вздохнув, она…
Не успев осознать, что делает, Пэйн оказалась в воздухе. Она вскочила на Глори, словно они были знакомы уже много лет, а не несколько минут.
И лошадь не нужно было пришпоривать, подбадривать… Глори подалась вперед, царапая копытами гальку и набирая скорость.
Пэйн запустила пальцы в длинную черную гриву, идеально устроившись на спине кобылы. Ветер ударил в лицо, и Пэйн, ликуя, рассмеялась, когда они понеслись навстречу радости и свободе. Да... да! Тысячу раз даааа!
Лететь в ночь.
Свободно двигаться.
Знать, что ее ждет любовь.
Это – нечто больше, чем просто быть живой. Это и была сама жизнь.
***
Стоя возле прицепа, Мэнни сходил с ума от счастья, наблюдая, как его девочки несутся вдаль. Они идеально подходили друг другу, были слеплены из одного теста… являлись одним целым, разрывая темноту ночи так быстро, что даже автомобилю будет трудно угнаться за ними.
Отлично. Он практически прослезился. Но, что за черт. Сегодняшняя ночь была просто невероятна…
– Я видел это.
– Господь всемогущий, – он схватился за свой крест и обернулся. – Ты всегда так тихо подкрадываешься к людям?
Брат Пэйн ничего не ответил, возможно, просто не смог. Глаза вампира не отрывались от его сестры, скачущей на лошади, и он, казалось, чувствовал сейчас то же самое, что и Мэнни.
– Хотя я думал, что это был жеребец. – Вишес покачал головой. – Да, я видел именно это... ее на черном породистом скакуне, с развивающимися на ветру волосами. Но я не думал, что вижу будущее...
Мэнни снова посмотрел на своих девочек, которые были далеко внизу за стеной и делали огромный круг, чтобы вернуться обратно к дому.
– Я чертовски сильно ее люблю, – услышал Мэнни свой голос. – Мое сердце сейчас там. Это моя женщина.
– Верю на слово.
Мощное взаимопонимание возникло между ними двумя, и Мэнни почувствовал себя так, будто наконец вернулся домой, во многих смыслах этого слова. Ему не хотелось думать об этом слишком много, он боялся, что хрупкое благополучие в любой момент может рассыпаться.