«Не будет ли против твоего сердца, если я стану понемногу учить твоего сына разным умениям, которыми обладаю?»
Кунс передёрнул плечами:
«Учи или не учи, как сам хочешь».
Знать бы Людоеду, что таким образом его сын приобрёл самого первого и самого верного сторонника, за которым чуть позже потянутся и другие. Его, вождя, боевые побратимы, лучшие, проверенные воины. И ведь тогда уже можно было предвидеть, что спустя годы они уйдут от него за Винитаром, – уйдут сухим путём на службу в далёкую страну Велимор, а он, их былой кунс, останется в недавно построенном замке почти с одними наёмниками…
Сегваны напряжённо смотрели вперёд, ожидая, чтобы в розово горевшем тумане вот-вот проступила неясной тенью тёмная громада берега. Или, что было, пожалуй, вероятнее, – край ледника, успевшего окончательно поглотить сушу и выдвинуться в море. Но всё произошло так, как почти всегда происходит, когда напряжённо ждёшь чьего-нибудь появления и до рези под веками глядишь на дорогу, высматривая вдалеке облачко пыли. Всё равно вздрагиваешь, когда оно наконец появляется. Или что-то отвлекает тебя, или просто прижмуриваешь уставшие глаза, смаргиваешь слезу, и, взглянув снова, обнаруживаешь, что долгожданный человек почти уже рядом – возник, точно по волшебству…
Морской туман – или нижний край облаков? – расступился впереди так внезапно, словно кто-то резким движением рассёк и раздвинул тяжёлую войлочную завесу. И Волкодав сразу понял, почему родина Винитара называлась островом Закатных Вершин. Остров был виден весь целиком – клочок каменистой суши едва ли десятка поприщ в поперечнике. Обрывистые берега круто вздымались из моря. Чуть выше береговых утёсов виднелась плотная выпуклая шапка то ли льда, то ли снега, издали поди разбери. Восточный скат её прятался в синеватой тени, озарённый лишь отсветом облаков, западный терялся в сплошном сиянии. И надо всем господствовал крутой и высокий горный кряж с тремя могучими вершинами, скошенными к северо-западу. Тучи, клубившиеся над морем, едва доходили каменным исполинам до плеч, а головы их кутали вечные снега, имевшие больше отношения к небу, нежели к земле, и было ясно, что созерцать горы следовало именно на закате, причём единственно оттуда, откуда подходил корабль Винитара. Заоблачные ледники полыхали огнём, почти нестерпимым для зрения и разума смертных, простое лицезрение этой красоты казалось чуть ли не святотатством. Некий неуют поселялся в душе – уж не довелось ли подсмотреть нечто, созданное Богами только для Их глаз?.. «Косатка» целилась носом на средний зубец с точностью стрелы, выпущенной мастером лука, и у Волкодава невпопад стукнуло болезненно сжавшееся сердце. Три горы родного острова Винитара мучительно напомнили ему… он не сразу сообразил ЧТО…
В отличие от венна, у мореплавателей скоро возобладала рассудочность, присущая многоопытным корабельщикам. Очнувшийся от заворожённого созерцания Волкодав услышал разговоры сегванов – сперва звучавшие вполголоса, потом и совсем громко.
– Смотри-ка, – сказал вождю Аптахар. – Ледяной великан не дотянулся до моря!
Кунс ответил:
– Значит, правы были те, кто надеялся на тёплое течение, испокон века снабжавшее нас рыбой.
– Не очень похоже, однако, чтобы на острове по-прежнему были пахотные поля, – подал голос один из молодых комесов.
– Ну и что? – оглянулся Аптахар. – Прожили бы и без них. Рыбы в море полно!
– И скот кормили бы тресковыми головами, только не до новой травы, как раньше бывало в голодные зимы, а круглый год, – пробормотал дерзкий Рысь.
– Я больше привык к молоку, не сдобренному запахом рыбы… – поддержал Гверн.
– Не мы принимали решение уходить, и не нам оспаривать его годы спустя, – сказал вождь. – Да и не затем мы явились сюда, чтобы выяснять, правильно или нет поступили наши отцы. Отрезанного ломтя не приставишь назад: наша судьба на Берегу, и этого уже не перекроить заново. Поклонимся же родной земле за то, что дождалась нас, не поспешив схоронить себя под покровами льдов. И попросим прощения за отцов, бросивших её на произвол великанов.
Аптахар молча опустился на колени. Комесы, занятые со снастями, склонили головы. Волкодав с некоторым удивлением обнаружил, что последовал их примеру. И лишь запоздало осознал, что кланялся вовсе не острову Закатных Вершин.
Точно так, как теперь, он опустил глаза, мучительно заслезившиеся от нестерпимого закатного света, когда, пропутешествовав по Беловодью, взошёл на знакомые-незнакомые холмы над Светынью – и на тропе встретил женщину в веннской понёве, нёсшую ужин кузнецу.
Точно так, как теперь, он поклонится ещё один раз… Когда увидит перед собой… Он только сейчас уразумел – ЧТО. О том, когда это произойдёт, было покамест рано загадывать. Волкодав вспомнил своё намерение вернуться в беловодский Галирад, в дом Вароха, Тилорна и Ниилит… своё недоумение, зачем он нужен там, в этом тёплом и дружеском, но всё-таки не родном доме… свои гадания, как жить-быть дальше… И усмешка тронула его губы. Усмешка невесёлая и кривая, но всё-таки успокоенная. Всё вставало на место. Знание, безмолвно томившееся на задворках души, обретало внятные черты.
Но почему судьбе оказалось угодно, чтобы последним толчком к пониманию оказались именно три вершины, сгорбившиеся над островом Людоеда?..
…А мореходы, очень обрадованные, что будут причаливать не к ледяному обрыву, а к настоящей земле, уже высматривали на берегу знакомую бухту. Старшие комесы и сам вождь быстро обнаружили приметные скалы, и Рысь мастерски провёл между ними «косатку». Корабль уронил парус и, исчерпывая разгон, прочертил окованным форштевнем спокойную, не тревожимую никакими бурями воду под защитой утёсов.
– Раньше здесь всюду был лес… – еле слышно пробормотал Аптахар. – А теперь даже мха не видать…
Больше никто не произнёс ни слова.
«Косатка» подошла к единственной полоске песка, видневшейся между двумя отвесными стенами, и настолько плавно ткнулась в неё грудью, что толчок вышел едва уловимым.
Кунс Винитар, сидевший на одной из носовых скамей, сам продел сквозь гребной люк длинное весло и бережно опустил лопасть на песок. Перешагнул борт – и сошёл на берег так, как было принято у его праотцов, возвращавшихся из походов. Оказавшись на суше, он первым долгом припал на колено и коснулся ладонью смёрзшегося песка: «Вот я и дома…»
После этого на берег перекинули уже обычные мостки, и морская дружина друг за другом ступила на остров Закатных Вершин. Воины Винитара, даже самые молодые, никогда здесь не бывавшие, сдержанно переговаривались, гладили холодные камни и нюхали воздух, словно он здесь чем-нибудь отличался от веявшего над морем. Старик Аптахар плакал и не скрывал слёз. Последним твердь под сапогами ощутил Волкодав. Никто ему ничего не сказал и не стал удерживать на корабле.
Избранный Ученик Хономер не любил роскоши. И в особенности такой, которая расслабляет и изнеживает человека телесно, мешая тем самым достигать напряжения духа, необходимого для общения с Небесами. Даром ли во все времена и у народов всех мыслимых вер главные откровения вручались почти неизменно людям гонимым, нищим, страдающим? Когда тело снедаемо тяготами и трудами, молитва обретает особую силу. И, наоборот, мало кто достигал святости в сытой жизни среди подушек и мягких ковров. Поэтому Хономер позволял себе очень мало сна, да и то на ложе из голых досок, прикрытых лишь шерстяным жреческим плащом, и даже в холодную погоду не слишком-то баловал своё тело тёплой одеждой. И люди, приходившие к нему в крепость и допущенные в покои, где он предавался занятиям, неизменно поражались суровой простоте обстановки, говорившей о прямо-таки подвижническом воздержании.