— О, госпожа Лоутон, как вы оказались так далеко от Трансвааля?
— Так же, как и вы, князь, — усмехнулась Эшли. — Мне просто стало интересно. Вы не проводите меня?
Н-да, куда ж деваться, придется стиснуть свое либидо в кулак и некоторое время потерпеть ее присутствие. Я развернулся в сторону племянника, чтобы извиниться за то, что буду вынужден его ненадолго покинуть, и… едва не выругался. Николай попал. По полной. Впрочем, ничего удивительного. Если эта пантера с голубыми глазами производила такое впечатление на меня, понятно, как она подействовала на переполненные гормонами мозги двадцатилетнего парня.
— Дядя, вы не представите меня вашей знакомой? — хрипло прорычал Николай по-английски, поскольку разговор велся на этом языке.
Я с каменным лицом представил их друг другу:
— Миссис Лоутон из Саванны, моя знакомая по Трансваалю. Мой племянник Николай Романов.
Глаза Эшли слегка округлились. Похоже, она мгновенно вычислила, кто перед ней, да и на мое обращение «миссис» не могла не отреагировать. В представленном мне докладе Канареева было сказано: все, что она сообщила о себе, — правда. Она действительно являлась Эшли Лоутон и происходила из старой и влиятельной семьи с американского Юга. Вот только она рассказала не всю правду. Она уже была замужем, Лоутон — фамилия мужа, и ее муж погиб на дуэли. Из-за нее. Посланцу Канареева не удалось точно выяснить, действительно ли она была причиной дуэли, дав к ней настоящий повод, или сработало ее гипнотическое воздействие на мужчин, однако родственники мужа объявили ее виновной в его смерти. А ее родственники поддержали их в этом. В Саванне до сих пор царили весьма традиционные южные взгляды на то, что прилично и что неприлично для истинной леди. Возможно, южане просто подобным образом отгораживались от вездесущих и ненавистных им янки. Но как бы там ни было, миссис Лоутон было указано на недопустимость того образа жизни, который она вела, а миссис Лоутон в ответ послала всех указующих по известному адресу, обратила свое приданое и наследство, отошедшее к ней после смерти мужа, в звонкую монету и, удачно вложив получившийся капитал в акции одной из железнодорожных компаний, заметно преумножила его. Затем она провернула еще одну операцию. Потом еще. А ее появление в Трансваале было вызвано возникшей в ее умной и прекрасной головке идеей вложиться в только-только открытое трансваальское золото. Ну, свежий же рынок, только появившийся — ой как много можно под себя подгрести, пока все устоится… Однако, когда она там появилась с кошельком наготове, оказалось, что самый жирный кусок уже откушен и даже проглочен, а все остальное требует долгой кропотливой работы. Сначала это ее не смутило — она знала, какое воздействие оказывает на мужчин, а тут какой-то русский, да еще аристократ, с детства привыкший к тому, что главное в жизни — удовлетворять свои прихоти. Ну какие с ним могут быть проблемы? Да он поднесет ей все на блюдечке. И Эшли напрягла одного из своих влиятельных поклонников (каковые у нее образовывались немедленно буквально штабелями при ее появлении в любом месте), дабы оказаться на обеде, который русский князь давал по случаю открытия Западно-Трансваальской железной дороги…
— Счастлив знакомству, миссис Лоутон! — воскликнул Николай. И намеренно произнесенное мною слово «миссис» его восторга не умерило.
А Эшли перевела на меня насмешливый взгляд. Мол, всё, мой дорогой князь, теперь вы у меня в кармане, этот молодой человек — мой ключик к вам. И я разозлился. Значит, она хочет мной поманипулировать? Ну-ну, пусть попробует…
— Вы здесь давно? — нейтрально поинтересовался я.
— В Париже — неделю. И каждый день бываю на выставке. Здесь столько интересного.
От звуков ее голоса Николая аж повело. И во взгляде, который эта великолепная женщина бросила на меня, блеснуло торжество. Скорее всего, ей уже не нужно было мое золото. Ей требовалось внуздать меня самого. Ну что ж, миссис Лоутон, вы сами напросились. Уж я-то знаю, насколько опасными могут быть женщины. Поэтому жалеть вас совершенно не собираюсь.
— Вот как? — делано удивился я. — Вам можно только позавидовать. Вы уже столь много увидели. А знаете, миссис Лоутон, может, вам будет более интересно в компании моего племянника?
Взгляд Эшли сначала сделался удивленным. Она-то предполагала, что я изо всех сил буду стараться оттащить наследника российского престола от нее и грудью стану между ними. А я широко улыбнулся и добавил, подпустив в голос немного скабрезности:
— Я уверен, что вы способны существенно расширить его знания и опыт.
Несколько мгновений она непонимающе смотрела на меня. А я усмехался ей в лицо самой двусмысленной усмешкой, на которую был способен. А потом она поняла… и ее глаза полыхнули от гнева. Ну еще бы! Я только что почти открыто обозвал ее шлюхой.
— М-м, пожалуй, нет. Я вспомнила… мне надо… у меня сегодня визит, — даже не пробормотала, а скорее прошипела она и, резко развернувшись, устремилась в сторону от нас.
А вслед за ней помчались пятеро французов, один из которых был офицером, бросавшие на нас кто недоуменные, кто озадаченные, а кто и возмущенные взгляды. Вот черт, я их как-то и не заметил. А между тем такая женщина просто не могла появиться здесь без многочисленной свиты. Оставалось надеяться, что они не знают английского, иначе дуэль гарантирована. И хотя я не собирался принимать вызов, поскольку не уделял внимания владению каким-либо оружием — и без того времени не хватало, но удар по репутации мне был бы обеспечен.
— Но как… куда… — растерянно обернулся ко мне Николай, которого просто повело за ней.
Я пожал плечами и усмехнулся:
— Ну, знаешь, племянник, женщины такие забывчивые.
Все оставшееся время, которое мы провели на выставке, Николай не рассматривал экспонаты, а вертел головой, стараясь разглядеть в толпе знакомую шляпку. А затем весь вечер проторчал у меня, вытягивая подробности нашего знакомства. На следующее утро он понесся на выставку прямо к открытию, но предмет его страсти там так и не появился. Как я узнал позже, Николай даже велел нашему послу приложить все усилия к тому, чтобы узнать, где в Париже остановилась некая миссис Лоутон. И когда тот обнаружил искомый отель, мой племянник буквально завалил ее букетами и жаркими посланиями. Но миссис Лоутон была глуха к его порывам. А вскоре вообще уехала из Парижа. Николай же остался безутешным и время от времени появлялся у меня уже не столько поговорить о чем-нибудь, сколько пострадать. Я в его глазах был этаким связующим звеном с предметом его страсти. И особенно не мешал — опыт такой сумасшедшей влюбленности, приобретенный в нужном возрасте, очень полезен и позволяет в зрелые годы избежать многих глупостей…
— Я сегодня говорил с отцом, — с порога заявил он мне. — И просил у него возможности выбрать себе жену по своему желанию.
Опаньки! Я напрягся. Неужели этот молодой балбес решился на морганатический брак? Он что, не понимает, чем ему это грозит? Морганатический брак царствующей особы и в более поздние времена ничем хорошим не оканчивался — Эдуард VIII вон, почитай, в середине XX века по этой причине корону потерял. Уж не знаю, точно ли вследствие оного, или это был просто такой удачный повод, однако озвучена была именно эта причина.