Стоявшие вокруг меня офицеры молчали. Мне хотелось думать, что пристыженно.
— Господин генерал, — повернулся я к Чагину. — Прошу вас завтра представить мне план дополнительных испытаний. С учетом того, что я высказал.
— Но, ваше высочество, — Чагин явно был смущен, — дело в том, что бюджет, выделенный на проведение испытаний, исчерпан. И мы не можем…
Я устало махнул рукой:
— О бюджете не думайте. Деньги будут.
А уже когда возвращался из Ораниенбаума к себе во дворец, подумал: может, брат еще и потому меня сюда засунул, что вспомнил о тех шестидесяти пудах золота, что я на счет флота записал? Мол, если что, я рассусоливать не буду и из своего кармана оплачу… Да нет, в таких-то объемах в казне деньги есть. Тратить их не умеют — это да. Воровство тоже имеет место быть. Но где его нет-то?..
Прошлой осенью «золотой караван» впервые ушел в Трансвааль без меня. И произошло это не только из-за того, что брат повесил на меня руководство Главным артиллеристским управлением. Просто столько всего сразу навалилось…
Все наши инженеры и изобретатели вернулись из Парижа воодушевленными и переполненными идеями, каковые мгновенно были обрушены на меня. Причем даже теми, кто пока еще не работал ни на долевых предприятиях, ни просто под моим патронажем. Ну, например, известные русские электротехники Яблочков и Лачинов. Так что мне пришлось почти полтора месяца чуть ли не ежедневно выслушивать множество прожектов и тщательно сортировать их по важности и (что даже более значимо) по воплотимости. А потом организовывать рабочие группы по тем направлениям, которые я принял решение финансировать. Это оказалось едва ли не самым сложным, поскольку здесь вовсю сталкивались характеры и амбиции. Но Бог дал — справился. Хотя суммарные годовые расходы, планируемые на будущий год, скакнули еще на три с лишним миллиона. Впрочем, всем претендующим на использование моих денег я выкатил условие, что все свои проекты они будут выстраивать так, чтобы года через три, через пять максимум, перейти на окупаемость. То есть главным для всех господ ученых станет не продвижение чистой науки, а создание промышленных образцов и технологий, пригодных для массового использования. Как там оно далее повернется с трансваальским золотом — неизвестно, а оставлять перспективные научные направления (сам же отбирал — знаю, что перспективные) без финансовой подпитки — значит гробить их. Во всяком случае, у нас в стране. А так, глядишь, лет через семь перейдут на самофинансирование. В то, что господа ученые уложатся в указанные им сроки, я ни на грош не верил. Увлекутся и забудут про все. И еще претензии выкатят. Мол, мы тут высокой наукой занимаемся, а вы нам о низменном. Должны финансировать — и всё! А как и за чей счет — не наше дело… Ну да ничего, пару-тройку лет поурезаю финансирование — опомнятся. В общем, семь лет — нормальный срок. На него трансваальского золота должно хватить.
Впрочем, и сам я оказался не без греха. В Париже познакомился с легендарнейшими личностями — господами Даймлером и Бенцем, они привезли на выставку свои мотоколяски, уже гордо именуемые автомобилями. Однако если Бенц свой «Моторваген» уже производил вовсю и к настоящему моменту продал целых девять экземпляров, Даймлер с партнером Майбахом пригнал только первый, опытный образец автомобиля. Зато лодочные моторы они производили уже считай серийно, и их двигатели были совершеннее бенцовских, поскольку являлись четырехтактными и имели карбюратор. Кстати, и знаменитая трехлучевая звезда оказалась эмблемой двигателестроительной фирмы Даймлера. Она означала, что его двигатели работают на земле, в небесах и на море. Небеса значились в списке вследствие того, что в августе 1888 года один из двигателей Даймлера был установлен на воздушном шаре. Я проплатил авансом и пяток мотоколясок Бенца, и десяток двигателей Даймлера разной мощности и назначения, а также договорился, что отправлю на их фирмы несколько человек для обучения обращению с ними и ремонта. Столь крупному заказчику ни один, ни другой отказать не смогли.
Так что через пару-тройку лет я должен был заполучить персонал, которому уже можно будет ставить задачи по проектированию и разворачиванию производства автомобилей. Тем более что у меня было чем им помочь. Мой дед владел древней «Победой», которую купил в год моего рождения уже подержанной. Она стояла во дворе нашего многоквартирного дома в деревянном сарае, и как только наступали теплые деньки, каждое воскресенье дед выкатывал ее во двор и начинал обихаживать. А я с восьми лет принимал непременное участие в этих мероприятиях и к пятнадцати годам, то есть к тому моменту, когда и у отца появился автомобиль, новейший по тем временам «Москвич-412», мы с дедом перебрали «Победу» по винтику минимум три раза. Всю — от крестовины кардана до головки блока цилиндров. В итоге после появления в семье «Москвича» я на вполне законном основании занял при нем место слесаря-механика по обслуживанию и ремонту. И успешно выполнял свои обязанности на протяжении двух последующих лет — до поступления в училище. Да и потом, все шесть лет, пока отец не поменял «Москвич» на более современную и престижную «Шаху», [43] следил за ним, регулировал клапаны, чистил карбюратор, менял ступичные подшипники и даже перебрал коробку скоростей. Ну и с «Шахой» успел повозиться. Правда, намного меньше, чем с «Москвичом» и уж тем более с «Победой», — времени было уже куда как меньше, чем в босоногом детстве, да и другие интересы появились. Впрочем, таких, как я, пацанов, с младых ногтей увивающихся вокруг едва ли не главного символа достатка советского времени — автомобиля, [44] в те времена было пруд пруди. Короче, знания о том, в каком направлении стоит двинуться в области автомобилестроения, у меня были. Оставалось только придумать, как их потихоньку вбросить. Ну да в этом у меня тоже появился кое-какой опыт…
Затем мне пришлось снова смотаться в Баку, потом была очередная инспекция Морского полка, далее состоялся разговор с братом… В общем, когда я обнаружил, что пришла пора в очередной раз отправлять крейсерский отряд за золотом, у меня оказалось еще столько несделанного, что уехать на несколько месяцев не было никакой возможности. Я наскоро настрочил письмо Кацу и Канарееву, набросав свои мысли по поводу развития ситуации в Трансваале и их возможного участия в этом деле, и выбросил проблему из головы. Не до нее сейчас. Вот поэтому нынче, в начале апреля, я ждал прибытия золота в Россию. Несмотря на то что мне требовалось оплатить множество счетов в нескольких странах, «золотой караван» должен был совершить только два захода в иностранные порты, не связанные с догрузкой углем, — в Нью-Йорк и Остенде. Ибо распоряжаться золотом, кроме меня, имел право только Кац, сейчас следовавший с караваном в Россию, а над ним еще довлела тень неприязни Ротшильдов. В САСШ же те были пока не особенно сильны, а в Бельгии я понадеялся на доброе отношение ко мне Леопольда II. Все остальные проплаты буду делать из России.