— Она умерла прошлой зимой, — прибавляет Люк.
Санта скребет в голове и тихо бормочет:
— Лэйн... Лэйн... хммм.
Я смотрю на него и тоже пытаюсь вспомнить. Может быть, он кажется мне знакомым только из-за того, что похож на Санта-Клауса? Ведь Санта — он и на кладбище Санта.
Мы с Люком снова переглядываемся, и когда я уже готова усомниться в разрекламированных достоинствах памяти Санты, морщинистое лицо сторожа озаряется улыбкой.
— Вспомнил! Тринадцатый ряд, место 247. Или 248? Идите за мной. — Сойдя на дорожку, он решительно шагает в сторону, противоположную той, откуда мы пришли. Мы с Люком идем за ним — все дальше и дальше от надежности главной аллеи, прямо в гущу смерти.
Хруп-хруп-хруп — хрустят по гравию дорожки рабочие ботинки Санты. Мы с Люком с опаской бредем за этим звуком, и по крайней мере один из нас всю дорогу всерьез размышляет над тем, может ли человек в здравом рассудке выбрать работу на кладбище. Тем временем Санта на ходу бормочет что-то о похоронах Джо Лэйн:
— Прямо скажу, невеселая была церемония. Никого народу, только мужик один да священник. Бедная дамочка, совсем одна, никакой семьи не осталось.
Я ни в чем не виновата, но все равно готова провалиться сквозь землю от стыда.
Тем временем уже стемнело, и меня не на шутку пугает зловещий вид могил, мимо которых мы проходим. Из-за низко нависших ветвей деревьев кажется, будто на кладбище царит ночь, хотя на самом деле сейчас не позже половины седьмого вечера.
Неожиданно Санта останавливается, и Люк предупредительно хватает меня за руку, чтобы я не врезалась старику в спину.
— Вот она, 237, — говорит Санта, указывая на простую прямоугольную гранитную плиту. Я не могу отделаться от мысли, что он стоит прямо на моей бабушке.
— Спасибо, — шепотом бормочу я, подходя ближе к камню.
— Да не за что, — отвечает Санта, поворачиваясь в ту сторону, откуда мы пришли. — Не торопитесь, я запру после того, как вы уйдете. Мне не к спеху.
Я слушаю удаляющийся хруст его шагов, а сама не могу отвести глаз от куска гранита, словно жду, что сейчас он раскроет уста и даст мне ответы на все вопросы.
Жена, мать, бабушка, друг
Джозефина Лондон Лэйн
10 июля 1936 — 10 декабря 2007
Слезы наворачиваются у меня на глаза, я плачу по женщине, которую не знала. Оказывается, меня назвали в честь нее. Люк обнимает меня за плечи и прижимает к своей груди.
— Как ты? — спрашивает он.
— Не знаю, — честно отвечаю я. У меня такое ощущение, будто я смотрю на происходящее со стороны, не переживая его.
Мы стоим в молчании до тех пор, пока я не чувствую, что готова уйти.
— Идем, — говорю я Люку.
Он молча ведет меня в ту сторону, откуда мы пришли — мимо могил, к сторожке смотрителя. По дороге мне невольно вспоминается мой Страх, картины наслаиваются друг на друга, и вот уже я вижу более молодого, красивого и какого-то неуместного здесь смотрителя, который курит возле сторожки и неуклюже пытается утешить меня своей улыбкой. В моем воспоминании я вижу его как раз с того места, где мы сейчас идем. В моем воспоминании я стою чуть...
У меня обрывается сердце, и ноги примерзают к месту — я вижу зеленого каменного ангела, которому предстоит оплакать тот страшный будущий день.
Люк поворачивается ко мне и спрашивает, что случилось. Но вместо того чтобы ответить, я бросаюсь бежать, не успев даже сообразить, что делаю.
— Лондон! — кричит Люк у меня за спиной.
Я слышу, что он бежит за мной, и звук его тяжелых шагов немного успокаивает меня. По крайней мере, если я с разбегу врежусь в дерево или столкнусь с призраком, он сможет быстро отыскать мое тело.
Моя путеводная звезда затеряна в море могил, плачущий ангел возвышается над ее безмолвными соседями, неся свою бессонную стражу.
Когда я приближаюсь, бабочки, порхающие в моем желудке, начинают со страшной силой размножаться. Бока болят от быстрого бега, тошнота подкатывает к горлу. Не знаю, отчего меня мутит, от напряжения или от страха, но приходится несколько раз сглотнуть, чтобы сдержаться.
Вскоре я уже стою у подножия ангела. Не тратя времени даром, решительно поворачиваюсь в сторону, знакомую мне по Страшному воспоминанию.
Но вместо пустоты, которую я ожидала увидеть, вместо свободного участка, предназначенного для будущего маленького гроба, я вижу кое-что иное.
Медленно, стараясь справиться с одышкой, я бреду туда, а мой мозг кипит, бурлит и клокочет, работая над загадкой, которую я не в силах решить до того, как дойду
Вот и ответ.
Я стою на том самом месте, которое столько раз являлось мне в Страшном воспоминании, только вместо свежевырытой ямы вижу перед собой изящное отполированное надгробие. Свет фонаря за чугунной оградой кладбища падает совсем близко, так что я могу без труда прочесть красиво выбитую надпись.
Я сглатываю желчь, и тут Люк оказывается рядом со мной. Вернее, я думаю, что это Люк, но не поворачиваюсь, чтобы убедиться.
— Я чуть не потерял тебя тут, — раздается рядом его чуть задыхающийся, знакомый голос.
А я смотрю на камень и уже не понимаю, дышу я или нет.
Я стою в оцепенении, не сводя глаз с букв. Боковым зрением я вижу, что Люк тоже читает надпись, а потом в недоумении переводит взгляд на виднеющуюся вдали будку смотрителя и на зеленого ангела слева.
— Постой, но ведь это... — Он осекается, проглотив вопрос, потому что до него тоже доходит. — Ой, — только и может выдавить мой парень, а потом берет меня за руку и смотрит вместе со мной.
Когда Санта подходит к нам и начинает ворчать, что мы носимся среди могил, тревожа покой усопших, я наконец узнаю его. Это он.
Теперь он старше, толще и оброс бородой, но если он перестанет ругаться и брюзжать, а сочувственно улыбнется нам, то станет похож на себя прежнего. Сейчас я вижу то, чего не видела раньше: это тот же сторож, только постаревший.
Мы с Люком нехотя соглашаемся покинуть кладбище, но перед уходом я бросаю последний, долгий, пристальный взгляд на надпись, навсегда перевернувшую всю мою жизнь.
Дорогой малыш
Джонас Дилаи Лэйн
7 ноября 1995 — 8 мая 1997
Эта надпись снова бьет меня под дых, как и в первый, и во второй, и в третий раз, когда я ее читаю.
Похороны были в прошлом.
В прошлом.
Но я их помню.
Сосредоточившись на вопросе «кто», я совсем упустила из виду загадку «когда».