Скарлетт передернула плечами.
– Нет…
– Подумай.
– Не знаю… Мне кажется, это очень странное имя для животного.
Ретт улыбнулся.
– Ничего, самый раз. Я никогда не понимал людей, которые называли домашних животных громкими историческими именами… Ты, наверное, помнишь, что мистер Макинтош, ваш сосед, этот шотландско-ирландский полукровок, которого так люто ненавидел твой отец за то, что он категорически отказывался продавать ему свою маленькую хлопковую плантацию?..
Скарлетт кивнула.
– Как же – конечно помню!.. Он был настолько беден, что всякий раз бегал по соседям и выклянчивал хлопковых семян для весенних посевов, при этом – никогда не отдавал их…
Ретт продолжал:
– Так вот: этот мистер Макинтош то ли в шутку, то ли всерьез назвал своего самого лучшего, самого жирного хряка именем генерала Гранта… Глупо, Скарлетт!.. Жизнь переменчива – никогда не знаешь, чем могут закончиться подобные шуточки.
Да, мистер Макинтош сильно поплатился за свой необдуманный поступок, когда на Джорджию хлынули войска янки…
– А Флинт – самое то… Во всяком случае, это слово должно напоминать тебе Тару…
До Скарлетт наконец-то дошло, почему ее муж решил назвать этого мелкого грызуна таким вот необычным образом – «Флинт».
– Это, наверное, в честь той небольшой илистой речки, которая протекала неподалеку от Тары?.. – спросила она и пытливо посмотрела на Ретта. – Той речки, откуда все мы когда-то брали воду?..
Тот согласно кивнул.
– Именно так.
«Боже, неужели я действительно могла забыть, как называлась та речка в имении моего отца?.. – ужаснулась Скарлетт. – Наверное, я действительно старею, коль так скоро забываю подобные вещи, близкие и родные… Да, Ретт наверняка прав».
Скарлетт, скорее от обиды на саму себя, чем по каким-то иным причинам, иронично-тонко, подстать Ретту, улыбнулась и заметила:
– Думаю, что географические названия, пусть даже такие родные и близкие моему сердцу – также не самые лучшие варианты кличек для зверьков, дорогой…
– Ничего, ничего…
Улыбнувшись на прощание еще раз, Ретт неторопливо вышел из кабинета…
– Ты куда?.. – окликнула его Скарлетт.
Ретт мягко улыбнулся.
– Посмотрю, чем занимается мой милый горностай…
«Он совсем сошел с ума, – решила Скарлетт, когда дверь за Реттом закрылась. – Нет, я просто не узнаю его… Какой горностай?.. Ведь сегодня с самого утра он должен был сидеть в конторе в Окленде… Он ведь сам мне говорил вчера об этом…»
* * *
После завтрака Скарлетт прошла в свою комнату и тут же вспомнила о письме из родной Джорджии, полученном вчера от сына.
Послание ее первого сына лежало там же, под вечерним номером вчерашней газеты. Скарлетт, немного поразмыслив, нехотя взяв газету, бросила взгляд на первую страницу и мельком прочитала несколько заголовков, набранных жирным шрифтом: «Фордовская автомобильная кампания готовит выпуск новой модели под названием «Форд-т». Генри Форд утверждает, что автомобиль может быть любого цвета, но при условии, что этот цвет – черный», «Концерт несравненного Тосканини», «Детектив Гарри Уолчик по кличке «Удод» застрелил налетчика Томми Баггса по кличке «Маленький Том». «Гангстер Тимоти Ромеро по кличке «Ангел» застрелил сержанта полиции Джона Харпера».
Скарлетт поморщилась и развернула газету – эти ежедневные вести из жизни большого города никогда не привлекали ее внимания… Она всегда была слишком далека от этого…
На последней полосе этой вечерней газеты печатался какой-то роман «с продолжением» – теперь на них была большая мода.
Это были классические любовные истории, в которых неизменно фигурировали богатые, красивые, счастливые и во всех отношениях преуспевающие люди, – во всяком случае, они обязательно становились таковыми к концу повествования, что было так непохоже на настоящую жизнь и, во всяком случае, отлично объясняло, почему некрасивые, бедные, одинокие и неудачливые люди платили за подобные издания свои последние гроши.
Так считали и Скарлетт, и, конечно же, Ретт, которые относились к подобного рода литературе с нескрываемым пренебрежением…
В подобных романах «с продолжением» бедные девушки, которые усердно изучали стенографию, машинопись и делопроизводство, поступали на работу в офис и действительно выходили замуж за хозяина или, на худой конец, за его сына, а не за владельца москательной лавки напротив их дома. Другие девушки, такие же бедные, но красивые и непременно с благородным сердцем, жившие в дешевых меблированных комнатах, венчались с владельцами золотых приисков где-нибудь на Аляске или с мужчинами «с бриллиантовым сердцем», которые неизменно находили на своем участке жирные залежи нефти. Красивые юноши из благородных, но обедневших фамилий останавливали взбесившихся лошадей и таким образом знакомились с богатыми наследницами преуспевающих отцов или дядьев или с принцессами по крови, путешествующими инкогнито и, разумеется, на последней странице женились на них; на самый крайний случай такие молодые люди спасали жизнь какого-нибудь фантастически богатого магната при землетрясении, нападении дорожных бандитов на почтовый диллижанс в Оклахоме или Монтане или ужасном кораблекрушении и таким образом приглашались к ним в дом…
Такие романы внушали мысли, что именно надо сделать, чтобы преуспеть в жизни, но большинство читателей или, скорее, читательниц, к несчастью, уже не были столь молоды и красивы, и потому, наверное, навсегда упустили свой единственный шанс преуспеть в жизни.
Оставалось лишь следить за тем, как это получилось у других и переживать за судьбы выдуманных героев, как за судьбы самых близких людей…
«Как мне все это надоело!..», – подумала Скарлетт, отложила ненужную ей газету и потянулась за письмом и ножом из слоновой кости для разрезки бумаг.
Из конверта выпал сложенный вчетверо листок ослепительно-белой бристольской бумаги. Скарлетт быстро развернула его. На листке крупным почерком человека, руки которого привыкли не к изящной словесности, а к земледелию, было написано:
Дорогая мамочка!
Если я тебе и не писал так много времени, то только потому, чтобы ты к беспокойству о моих делах не прибавляла еще и тревогу о моем душевном состоянии. Ты ведь моя мать, ты слишком хорошо знаешь меня, чтобы я смог от тебя хоть что-нибудь утаить.
У нас в Таре все хорошо. Белый дом на зеленом холме, который строил еще твой отец Джеральд, точно такой же, как и в те времена, когда ты его помнишь… Дело в том, что я давно уже решил строиться, взял в банке кредит, не слишком большой, однако, чтобы его хватило на все, что я задумал. А задумал я многое: я хочу, чтобы у меня был новый дом, хочу обзавестись современными хозяйственными постройками, хочу, чтобы моя ферма стала лучшей в нашем штате. Так, как денег у меня не слишком много, во всяком случае – не столько, чтобы я мог нанять несколько дюжин рабочих, то я вынужден очень многое делать своими собственными руками – носить кирпичи, белить, ставить двери и оконные рамы.