– Я же сказал – нет настроения… А потом ты сама только что пересказала мне главное – ну, строит новый дом, ну, решил не разбирать старый… Боюсь, что в своей жизни мне больше никогда не придется побывать там, в Таре… Тогда для чего же мне обо всем этом знать?..
– Значит, не будешь читать?..
Ретт поморщился.
– Отложи… Может быть, как-нибудь в другой раз… Не сегодня и не завтра… Я же говорю тебе – у меня нет настроения.
«Возиться с этим облезлым хомяком у него есть настроение, – подумала Скарлетт, с раздражением глядя на горностая, – а вот почитать письмо из Тары у него нет желания…»
В Скарлетт вновь начал медленно расти маленький пузырек раздражения.
Но почему, почему он порой бывает так груб, так невнимателен?..
Может быть, он просто не любит ее?..
Нет…
Скарлетт не то что знала, она чувствовала это – он по-прежнему любит ее.
Да, это тот самый Ретт… Любящий и любимый…
Ведь вчера ночью, когда ей было так невыносимо плохо, когда ее мучал этот ужасный кошмар, он был с ней нежен и ласков…
Тогда почему же теперь он всем своим видом так старательно демонстрирует, что ему совершенно наплевать на все?..
Почему он все это время стремится омрачить их любовь – такую бесконечную, неотвязную и ненавистную, как солитер?..
«Да, – подумала Скарлетт, – наверняка такова грустная участь каждой любящей женщины – платить за мгновенное наслаждение огромными потерями и постоянным унижением… Увы.»
Да, он всячески стремится ей показать, что ему на все наплевать.
На все, кроме этого зверька.
Стараясь вложить в свои интонации как можно больше сдержанности, Скарлетт произнесла:
– Ты знаешь… Мне кажется, ты сильно изменился, Ретт…
Тот поднял голову.
– Я…
– Ну да…
– Это тебе только кажется, дорогая. Я нисколько не изменился.
– Кажется?..
Ретт утвердительно кивнул.
– Ну да…
– Ты… Ты иногда бываешь каким-то…
С интересом посмотрев на жену, Ретт поинтересовался очень серьезно:
– Ну, каким же?.. Скарлетт не находила слов…
– Даже не знаю… Не могу сказать тебе…
– Каким же я бываю?..
Она произнесла медленно, почти нараспев, будто бы обращалась не к Ретту, не к самой себе, а к кому-то третьему, невидимому:
– Каким-то те таким, совсем не тем человеком, которого я когда-то так сильно любила…
Ретт улыбнулся – видимо, он был готов к подобному высказыванию.
– А теперь?..
– Что теперь?..
– Теперь ты не любишь меня?..
– Люблю, – произнесла Скарлетт, но, как показалось, не слишком уверенно. – Нет, нет, конечно же, я люблю тебя… А ты?..
На протяжении всего этого разговора Ретт не переставал играться с горностаем.
Скарлетт повторила свой вопрос:
– А ты?..
– Тоже люблю…
– Так же, как и прежде?..
Ретт покачал головой и совершенно серьезно ответил Скарлетт:
– Так же, как и прежде… А почему ты об этом спрашиваешь – у тебя что, есть какие-то сомнения на этот счет?..
Скарлетт на какое-то мгновение замешкалась с ответом – этого было достаточно, чтобы Ретт подумал, что такие сомнения есть.
Внимательно, но в то же время как-то строго посмотрев на нее, он спросил:
– Послушай… Мне тоже подчас начинает казаться, что в последнее время мы как-то очень отдаляемся друг от друга… Тебе так никогда не казалось?..
Скарлетт скорбно кивнула – она не хотела смотреть на Ретта в этот момент, потому что на глаза ее невольно наворачивались слезы.
– Да…
Ретт все так же, очень внимательно, испытывающе посмотрел на нее и медленно спросил:
– Вот как?..
Тяжело вздохнув, та ответила:
– Боюсь, что да… – И, спохватившись, поспешно добавила: – Мне кажется это… но только иногда. Когда мы с тобой разговариваем… Вот так, как несколько минут назад…
Скарлетт сознательно сделала ударение на этом слове, – «иногда» – словно пытаясь таким образом дать понять, что если между ней и Реттом и бывают какие-то размолвки, то это – дело временное…
Но Ретт задавал свои вопросы совершенно безжалостно, как на допросе, он был в этот момент совершенно невыносим…
– Вот и хорошо… Вот и договорились на старости лет…
Скарлетт встревоженно спросила:
– До чего договорились?..
– До того, что наконец-то выяснили, что мы не нужны друг другу…
Скарлетт очень испугали даже не эти страшные слова Ретта, а его взгляд, тот самый, который страшил ее в последние месяцы – он был каким-то чужим, незнакомым, непроницаемо-каменным…
И, непонятно почему, именно в этот страшный момент она почувствовала в себе прилив какой-то острой любви к этому человеку…
Она и сама не могла дать себе отчета – почему же, откуда взялись именно в этот момент любовь и нежность к Ретту.
– Ретт… Послушай, – Скарлетт, придвинувшись, подсела к мужу на кушетку и приобняла его за плечи. – Послушай… Для чего мы это делаем?.. Ответь мне…
Ответь мне пожалуйста… Зачем мы разрушаем нашу любовь друг к другу?..
– Что?.. – спросил Ретт и отвернулся к окну. – Что ты такое говоришь?..
Скарлетт продолжала – тихо, но, тем не менее, все более горячо и трепетно:
– Для чего мы все время терзаем друг друга… Мы ведь любим друг друга, мы ведь не проживем друг без друга ни единого дня… Боже, не надо слов!.. Для чего я тебе все это говорю – ты ведь и сам прекрасно знаешь это!.. Я – твоя опора, ты – моя… Неужели это непонятно?.. Мы ведь уже немолоды, Ретт!.. Да, мы старые, одинокие люди – наши дети живут отдельно, они взрослые люди, у них свои интересы, своя жизнь… Мы никому больше не нужны – только друг другу!.. Неужели два пожилых человека не могут понять, не могут уразуметь такие элементарные вещи?.. Почему мы должны портить друг другу нервы, почему мы не можем жить и радоваться жизни, как все нормальные люди?.. Ретт, я ведь люблю тебя, люблю также, как и прежде… Да и ты меня любишь… Я знаю это точно, чтобы ты ни говорил мне… Подумай, зачем нам надо измываться друг над другом – нам самым любимым…
Ретт слушал этот монолог молча и серьезно, склонив голову набок.
– Ретт, – продолжала Скарлетт все более и более страстно, – Ретт, давай… Давай не будем больше задавать друг другу вопросов, на которые сами давно уже знаем ответы… Давай не будем больше терзать друг друга своей ревностью… К кому нам ревновать друг друга?!. Кому она нужна теперь, эта ревность?..