Ален отмахнулся.
– Я никогда не принимаю лекарств.
Батлер размеренной поступью вышел из комнаты и тщательно закрыл за собой дверь-шкаф, предусмотрительно опустив предохранитель. Потом погасил свет в передней и вернулся в кабинет, чтобы оттуда пройти на выход, захватив предварительно несколько бумаг, которые давно нужно было отвезти в контору.
Подкрутив газовую горелку в кабинете, Ретт хотел уже отправиться в контору, как вдруг услышал какие-то звуки. С минуту он стоял, прислушиваясь. Приглушенные крики и стук доносились из потайной комнаты. Ретт быстро подошел к двери-шкафу и открыл ее. Перед ним стоял охваченный паническим страхом Алел.
– Вы что? Заперли меня здесь?
Ретт вгляделся в его испуганные глаза.
– Для вашей же безопасности. Саманта иногда приходит убирать кабинет.
Ален выглядел совершенно обессилевшим от напряжения. Лоб его покрыла испарина.
– А почему вы не откликнулись сразу, когда я вас позвал?
Он бросился в постель.
– Я не слышал. У нас стены обиты звукоизоляционным материалом, чтобы уличный шум не беспокоил.
Ален провел тыльной стороной руки по лбу.
– Простите. Нервы у меня ни к черту. Оставьте, пожалуйста, дверь открытой. А то мне все кажется, что я в западне.
Он поправил подушки, понемногу успокаиваясь.
– Даже неловко, что я себя так вел. Подумаете, что я еще и трус ко всему. Вы когда-нибудь испытывали страх, мистер Батлер?
Напряжение наконец-то спало. Ретт поглядел на Алена снисходительно и даже с симпатией.
– Да… Я… знаю, что такое страх, – ответил тихо Ретт.
– Интересно, как же вы его познали? – заинтересованно спросил юноша. – На войне?
Батлер задумчиво покачал головой.
– Война? Вы имеете в виду гражданскую войну между янки и конфедератами?
Молодой человек кивнул.
– Там тоже страшно… – сказал Ретт. – Да, может быть, вы и правы… На войне…
Но сам Ретт Батлер вспомнил не войну, Он вспомнил совсем другие минуты. В его мозгу вспыхнуло ярким светом мучительное воспоминание: ссора со Скарлетт на лестнице, Скарлетт размахивается, чтобы его ударить, он подставляет руку… Жена не удерживает равновесия, падает… Боже, какой кошмар! Потеря еще не родившегося ребенка, жизнь любимой под угрозой, бессонные ночи, проведенные у двери больной в надежде, что она позовет… И страх, страх, страх потерять дорогое существо, да еще и по своей вине!.. Этот страх не могло притупить даже беспробудное пьянство, которым он пробовал заглушить боль. Этот страх и раскаяние Ретт выплеснул вместе со слезами в колени Мелани. Словно в бреду он говорил и говорил Мелани самоуничижительные слова, он проклинал себя и час, когда появился на свет таким злым и бессовестным циником, не понимающим женскую душу…
Это видение стояло в стороне от войны, как и смерть любимой дочки Бонни, в которой Ретт винил себя. Бонни была единственным, что еще связывало тогда Ретта и Скарлетт, она была ему больше, чем дочь, он видел в ней маленькую Скарлетт, но Скарлетт, которая любила его. И это чудо погибло из-за него! Он вспомнил свой полубезумный страх оставить маленькую мертвую дочку в темноте, которой она так боялась! И третий страх пронзил сердце Батлера болью – воспоминание про бурю, во время которой они со Скарлетт чуть не погибли.
Ничто не заставляло с такой силой Батлера переживать вновь страх, раскаяние и жалость, как воспоминания этих моментов своей в общем-то бурной и насыщенной опасностью жизни. Но как объяснить это сидящему напротив юнцу? Нет, он не поймет, он, по всей видимости, ждет от старика каких-то рассуждений про то, как Батлер сражался, как вокруг со свистом летали пули и пушечные ядра, в дюйме от головы свистели сабли и прочее.
Эти военные рассказы молодежь часто слышала, и уже начала бессознательно отвергать их. Что ж, поделом тем, кто решил провести кампанию канцелярского героизма!
Вдруг Батлер заметил, что Ален его уже не слышит. Дыхание молодого человека стало более глубоким и ровным. Ален засыпал. Ретт по-отечески, не меняя тона, продолжал говорить, а сам в это время осторожно и заботливо укрывал Алена одеялом.
– Я оставлю дверь открытой. Надеюсь, что Саманта проснется завтра не раньше вас. Не то и она станет жертвой страха.
– …Какого страха? – спросил Ален, открыв глаза. Батлер перевел дух.
– Ну и напугали вы меня, молодой человек… Я ведь думал, вы заснули.
– Думали, что я заснул, а сами продолжали говорить, – сказал Перкинсон.
– Ну да, – кивнул Ретт. – Чтобы мой монотонный голос еще более усыпил вас.
– Ага, вы хотели усыпить меня!
– Не надо подозрительности. Вам просто необходимо отдохнуть…
– У вас какой-то приступ заботливости, мистер Батлер, – насмешливо проговорил Ален.
Ретт обиженно посмотрел на молодого человека.
– Можно подумать, что я чем-либо заслужил ваши упреки…
– Ладно, ладно, – сказал Ален. – Не обижайтесь. И чтобы доставить вам радость, сейчас я действительно буду спать.
– Что же, пожалуйста, не буду вам мешать… – сказал Ретт и поднялся с кровати.
Ален растянул бледные губы в улыбке, повернулся на другой бок и через несколько минут уже храпел.
Предпринимателю такого ранга, как Ретт Батлер давно надлежало пользоваться автомобилем, однако, как Ретт сам шутил, кто в молодости не успел наездиться, тому и в старости нечего пытаться нагнать упущенное.
Он не любил автомобилей, этих чихающих, отравляющих воздух и к тому же постоянно ломающихся монстров. Они были ему неприятны и физически, и эмоционально. Гораздо большее влечение Батлер всегда испытывал к лошадям. Поэтому он поймал извозчика и спокойно доехал до конторы.
Она размещалась в Окленде, в деловой части города.
– Знаете, мистер Батлер, что произошло? – спросил его Джедд, который сам открыл Ретту дверь, для чего спустился на первый этаж.
– Что? – переспросил Батлер, затаив дыхание…
– Эти остолопы выболтали за карточной игрой часть своих секретов…
Старый и молодой компаньоны стали подниматься по лестнице на второй этаж, туда, где горел свет и были слышны взрывы хохота.
– А у вас там весело! – отметил Батлер. – Я начинаю жалеть, что рано приехал и не дал тебе, Джедд, как следует отдохнуть…
– Перестаньте, мистер Батлер…
– Может быть, поработаешь на этой неделе без выходных? – не унимался Ретт. – Сегодняшний вечер я бы тебе зачел за отдых…
– Умоляю, перестаньте, мистер Батлер! – скорчил гримасу управляющий.