Правда, его обнадеживала Джессика. Она обещала раздобыть денег у матери. Нет, сколько можно потрошить несчастную графиню, которая думает, что он, Ален, по-настоящему ее любит…
Оставалось только одно убираться, и чем скорее, тем лучше. Но как? Поездом недостаточно быстро Нужно было ехать на вокзал, покупать билет. Нет, это не подойдет.
У Алена был приятель, Джек Монди. Вот кто мог помочь! Перкинсон подхватился и в большом волнении стал ходить по комнате туда-сюда.
Джек Монди! Как он раньше не додумался! Он позвонит Джеку и тот, конечно, выручит его, давнего друга, с автомобилем. Ален ни о чем не просил Джека уже много лет, неужели Джек откажет? Добрый здоровяк Джек.
Ален вспомнил, как встретился с Монди первый раз. Кто бы мог подумать, что из этой встречи вырастет настоящая дружба?
Это было несколько лет назад, однажды летним утром. Тогда Ален бродил по улицам где-то на северной окраине Сан-Франциско. Перкинсон оказался там после особо бурной ночи, которая началась за картежным столом. Потом последовал выигрыш, и Ален так обрадовался, что решил продолжить гуляние в ресторане. Там появились девушки, множество друзей… В результате Ален пришел в себя с несколькими купюрами в кармане на грязной койке одной из ночлежек Сан-Франциско где-то в грязных рабочих кварталах.
Оставив несколько медяков и избегая смотреть в глаза священнику, который устроил для бездомных эту ночлежку, Перкинсон вышел на утренние улицы и не спеша пошел по направлению к центру города.
Вдруг он увидел перед собой вывеску бара, приглашавшую прохожих зайти на огонек и обещавшую им недорогую выпивку и горячую закуску. Бар находился в полуподвале. Ко входным дверям вели несколько каменных ступенек, выщербленных ногами посетителей.
У Алена трещала голова и было пусто в желудке. Пожалуй, это то, от чего я сейчас не откажусь, – сказал сам себе Перкинсон.
Он спустился по ступенькам и толкнул деревянную дверь. Звякнул колокольчик.
В помещении было накурено, хотя клиенты, похоже, не жаловались. В зале стоял громкий гул, люди смеялись, грубо шутили, спорили во весь голос. Довольно широкое пространство занимали десятка два круглых деревянных столов, за которыми стояли деревянные же стулья.
Смотри ты, здешний хозяин, видимо, ирландец, – отметил про себя Ален.
Несколько девушек-официанток и целая орава мальчишек обеспечивали постоянный приток еды и питья от кухни к столикам. Многие из них просто творили чудеса в беге по пересеченной местности.
Полный лысоватый человек в переднике, завязанном вокруг его необъятной талии, стоял за стойкой, протирая стакан, – надо полагать, это и был хозяин здешнего заведения.
Человек, наконец, бросил тряпку на прилавок, поглядел сквозь стакан на свет, хмыкнул и, видимо, оставшись доволен, поставил стакан на поднос.
– Чем могу служить, мистер… – угодливо спросил он у подошедшего Алена.
– Перкинсон! Моя фамилия Перкинсон! – сказал Ален.
– …Мистер Перкинсон! – поправился хозяин бара.
– Столик на одного, бифштекс толщиной в два твоих больших пальца, кружку холодного пива, – вежливо и спокойно перечислил Ален.
Бармен уставился на него, раскрыв рот, – Ален явно сказал что-то не так.
«Наверняка стоит быть менее вежливым, – понял Ален. – Здесь не центр города, в этих кварталах вежливость вызывает подозрение…»
Затем взгляд хозяина принял прежнее расчетливое выражение, которое Алену приходилось видеть и раньше. Оно обычно сопровождалось приказом официанту выжать из посетителя все до последнего цента.
Ален улыбнулся.
Этого-то как раз и не следовало делать. Похоже, хозяин больше привык к грубости.
Ален согнал улыбку с лица и нахмурился. Еще не все было потеряно.
– Ну, чего ты ждешь? – рявкнул он. – Поторопись, иначе я пообедаю вырезкой из твоей ляжки!
Хозяин подпрыгнул, затем потупил взор, часто и раболепно закланялся.
– Конечно, мистер Перкинсон, конечно! Все будет сделано сию минуту, мистер Перкинсон, да-да, сию же минуту! – Он рванулся прочь.
Ален схватил его за плечо.
– Столик, – напомнил он.
Бармен сглотнул и, кивнув, отвел Алена к столику рядом с подпирающей потолок колонной, а сам, – несомненно, ругаясь себе под нос – заспешил прочь.
Ален не остался в долгу, осыпав вдогонку проклятиями всех корыстолюбцев вообще и трактирщиков в частности.
Когда хозяин сказал «сию минуту», он не соврал. Толстый бифштекс и пиво появились на столе чуть ли не раньше, чем за него уселся Ален. Хозяин с обеспокоенным видом стоял рядом, вытирая руки о фартук. Вероятно, ожидал, как Ален примет его стряпню.
Ален хотел было успокоить его, но вспомнил раскрытый от удивления рот трактирщика. Готовые прозвучать слова так и застряли у него в горле.
Ален шмыгнул носом.
– Твоя вывеска, вроде бы, обещает посетителям недорогую выпивку?
– О да, мистер! – вновь закланялся хозяин. – У меня в самом деле недорогая выпивка на все вкусы и, к тому же, превосходная выпивка, если позволите. Виски, джин, бренди. Не угодно ли мистеру Перкинсону немного?..
– А ты, я смотрю, очень хорошо запомнил, как меня зовут! – искренне восхитился Ален.
Трактирщик осклабился.
– Мистеру Перкинсону угодно, – подтвердил Ален. – Бренди.
Он сунул руку в карман и неожиданно нащупал там столовый нож.
«Боже, что это? Откуда?» – с недоумением подумал Перкинсон, но потом решил, что в пьяном угаре захватил нож вчера из ресторана. «Да-да! Я взял его, когда стал вопрос, чем открывать бутылки с вином, – вспомнил окончательно Ален. – Девушки заставили заказать вино, чтобы промочить горло… Ох, как низко я пал…»
Он неловко улыбнулся, достал нож, пряча его в рукаве, переложил в другой карман. Затем достал купюру и сунул ее в потную руку заждавшегося бармена.
Издав какой-то булькающий звук, хозяин забегаловки изумленно вылупился на зеленую бумажку в своей ладони, затем, заикаясь, рассыпался в благодарностях, спрятал купюру в карман передника и скрылся.
Ален с досады закусил губу. Очевидно, даже столь маленькой суммы было достаточно, чтобы вызвать здесь оживление.
Однако недовольство собой быстро прошло – воистину, горячий бифштекс в желудке делает окружающий мир гораздо привлекательнее. Ален закончил есть, выставил ноги в проход, потянулся и откинулся на спинку стула, ковыряя в зубах столовым ножом.
Что-то в этом зале было не так. Веселье казалось каким-то нарочитым: излишне громкие голоса, натянутый, мрачноватый смех. Не прикидывались лишь те, кто выглядел угрюмо. Взять хотя бы вон ту парочку головорезов за третьим столиком справа, которые яростно спорили о чем-то с самым серьезным видом. Чувствовалось, что и мысли остальных присутствующих были черны, как сажа.