Теперь я поняла, откуда Стивен Гээр брал своих младенцев. И поняла, почему Хелен не удалось обнаружить никаких документов, которые бы указывали на существование детей, которых усыновляли за рубежом.
Джордж Рейнолдс, начальник социальной службы, заявлял о своей полной непричастности к усыновлениям за границей, утверждая, что ни он сам, ни его сотрудники о них и слыхом не слыхивали, а тем более не давали на них разрешения и не оформляли документы. Что ж, вполне возможно, что он говорил правду. Для усыновления детей, на которых сейчас смотрели мы с Дунканом, не нужно было ни официального разрешения, ни документов, потому что официально этих детей просто не существовало.
Они появились на свет в результате искусственных родов на сроке в двадцать шесть-двадцать восемь недель. Фактически они считались не детьми, а абортированными плодами. Но при этом они были живы.
За последние годы медицина сделала огромный шаг вперед в том, что касается выхаживания сильно недоношенных детей. Еще не так давно ребенок, родившийся на сроке в двадцать четыре недели, обычно умирал через несколько минут, а если даже каким-то чудом выживал, то вырастал физически или умственно неполноценным. Теперь же такой младенец имеет неплохие шансы не только на выживание, но и на то, что он будет нормальным, здоровым ребенком. Тем не менее до сих пор прерывание беременности на таком сроке является не только законным, но и довольно распространенным явлением.
Пока плод находится в матке, он с каждым днем становится все сильнее и жизнеспособнее. В двадцать шесть недель шансы ребенка на выживание значительно выше, чем в двадцать четыре. А в двадцать восемь они становятся просто отличными.
Завтра двадцативосьминедельный ребенок Эммы появится на свет, и его тотчас же поместят в один из этих инкубаторов. Сама же Эмма, довольная и счастливая, вернется к своей сценической карьере, считая, что имело место обычное прерывание беременности, не подозревая о том, что ее ребенок жив и еще несколько месяцев будет находиться в клинике на Тронале, где ему обеспечат самый лучший, высокопрофессиональный уход. Если его мозг, легкие и другие жизненно важные органы будут продолжать нормально развиваться, он вскоре превратится в нормального, здорового младенца, за которого на аукционе в Интернете, несомненно, будет предложена очень высокая цена. «Аборт» Эммы отложили на пять дней. Для роста и развития плода это дополнительное время жизненно важно. Кроме того, это дало здешним врачам возможность ввести Эмме стероиды, которые способствуют более активному развитию легких ребенка.
Если бы я об этом узнала всего сутки назад, то ужаснулась бы и сказала, что это самая большая мерзость, какую только можно себе представить. Теперь же, когда мне стало известно, какую судьбу уготовили эти подонки Дане и какая участь уже постигла многих несчастных женщин, я почти не удивлялась тому, что мне удалось обнаружить.
Я повернулась к Дункану:
– Как давно ты об этом знаешь?
Дункан не отвел взгляда. Не мигая, он смотрел мне прямо в глаза.
– О чем? О недоношенных детях? Всего несколько недель.
– А обо всем остальном?
– С шестнадцати лет, – ответил он. – Обо всем рассказывают, когда нам исполняется шестнадцать, – Дункан запустил руку в волосы. – Но я не поверил этому, Тора! – Он замолчал и отвел взгляд, но почти сразу же снова посмотрел мне в глаза. – Или, скорее, просто убедил себя в том, что это неправда. Поэтому я и уехал с островов и после окончания университета ни разу не приезжал сюда даже на выходные. А в эту клинику я вообще впервые попал только сегодня вечером, клянусь тебе.
За последние несколько дней я не раз имела возможность убедиться в том, что Дункан умеет очень убедительно врать. Но сейчас мне почему-то казалось, что он говорит правду.
– Но в конце концов мы все-таки приехали сюда. И именно ты настоял на этом переезде. Почему?
– Я не хотел возвращаться, – почти выкрикнул Дункан. – Они угрожали убить тебя, если я не вернусь. Убить нашего ребенка, если он у нас появится. Мне пришлось принимать эти проклятые таблетки. Если бы ты забеременела, они бы…
Он не смог договорить. Но в этом не было необходимости.
– Вырезали мне сердце? – спросила я.
Дункан кивнул. Я заметила, как осунулось его лицо – кожа на скулах натянулась, а под глазами залегли огромные, почти черные тени. Только сейчас я впервые поняла, через что ему пришлось пройти за последние несколько месяцев. И с чем ему пришлось жить большую часть жизни.
– У твоей матери не было рассеянного склероза?
– Моя мать была абсолютно здорова. Пока не попала к ним в лапы.
Я взяла его за руку. Она была настолько ледяной, что я даже испугалась.
– Что же нам теперь делать?
Он оглянулся на дверь, как будто опасаясь, что нас могут подслушать.
– Сейчас ты вернешься к лодке и сделаешь все так, как я говорил.
– Мы уйдем отсюда вместе. Я не оставлю тебя здесь.
Мне уже казалось, что Дункан готов согласиться, когда он решительно покачал головой.
– Если я уйду с тобой, эти женщины умрут. Как только мы поднимем тревогу, Ричард просто сбросит их за борт. Полиции он скажет, что всю ночь рыбачил. И кто сможет доказать обратное?
– Мы. Мы же все видели.
Мне стыдно это признавать, но в тот момент я была настолько напугана, что почти забыла о Дане и других женщинах. Я хотела только одного: чтобы мы с Дунканом как можно скорее убрались с этого острова.
– Тори, ты просто не имеешь представления о том, с кем мы имеем дело. Эти люди обладают такой властью и таким влиянием, какие тебе и не снились. Даже если нас не убьют, нам все равно никто не поверит. Необходимо, чтобы Дана и две другие женщины остались в живых.
Конечно, он был прав.
– Что ты хочешь делать?
– Я собираюсь отправиться в гавань и сесть на этот катер. Ричард решил выйти в море сам. Я смогу с ним справиться. Подожду, пока мы отойдем от берега, и стукну его чем-то тяжелым по голове. Потом поведу лодку в Уйесаунд. Если мне повезет, твоя подруга Хелен будет там.
– Я тебя очень люблю, – сказала я.
Он слабо улыбнулся в ответ и потащил меня к двери, которая находилась в дальнем конце комнаты. Когда мы закрыли ее за собой, я обвела взглядом полутемное помещение. Это были ясли. Вдоль стен стояло шесть выкрашенных в белый цвет детских кроваток. Со стен, которые тоже были белого цвета, на нас смотрели персонажи мультфильмов, с потолка свисали игрушки, а на полках сидели плюшевые мишки и лопоухие зайцы. Здесь также были пеленальные столики, стерилизаторы и детская ванночка. Все это казалось настолько нормальным, что мне стало жутко, по спине побежали мурашки.
На кроватках, в которых пока не было необходимости, не было белья, только голые матрацы. Я смотрела на них, и последние куски головоломки постепенно становились на свои места. С тех самых пор, когда я узнала о Тронале, мне не давал покоя вопрос, как может существовать родильный дом, в котором рождается всего несколько детей в год. Теперь я знала, что официально зарегистрированные младенцы были просто прикрытием для гораздо более зловещих дел, которые творились здесь.