– Возможно, викинги были не очень разговорчивыми.
Дана раскрыла свой блокнот и развернула его ко мне. Я увидела изображение трех рунических символов, которые нам уже довелось видеть накануне вечером в морге.
– Итак, – сказала сержант Таллок, – на теле нашей жертвы были вырезаны руны, которые называются Разделение, Преодоление и Принуждение. Как по-вашему, что это должно было обозначать?
Я снова открыла книжку. На следующей странице снова было изображение все тех же двадцати пяти рун, но уже с их древнескандинавскими названиями. Похожий на рыбу символ назывался Othila, то есть Разделение; похожий на воздушного змея – Dagaz, или Преодоление; и наконец третий знак, напоминающий меч, носил древнескандинавское название Nautbiz, что обозначало Принуждение. Я посмотрела на Дану. Она внимательно наблюдала за мной.
– Может быть, стоит проверить второстепенные значения? – предложила я.
– Давайте проверим, – согласилась она.
На следующей странице перечислялись все второстепенные значения каждой руны. Othila еще имела такие значения, как Собственность, Наследство, Родина и Дом; Dagaz – День, Свет Господень, Процветание и Плодородие; a Nauthiz могла также обозначать Нужду, Необходимость, Причину скорбей человеческих, Уроки и Лишения.
– Может быть, руна Разделение обозначает отделение важного внутреннего органа от остального тела? – предположила я, хотя сама понимала, что такое объяснение уж слишком натянуто. Дана ободряюще кивнула, и я продолжила фантазировать: – Преодоление… ну, для того чтобы извлечь сердце из груди, нужно преодолеть достаточно серьезные препятствия. И наконец Принуждение. Что ж, эту несчастную явно принуждали. Не сама же она связала себя по рукам и ногам?… И она определенно испытывала Лишения… – Больше ничего не приходило в голову. Я замолчала и посмотрела на Дану.
– Вам это кажется достаточно убедительным? – спросила она.
Я отрицательно покачала головой.
– Нет. По-моему, чушь собачья.
– Может быть, в нашем случае эти изображения не несут вообще никакой смысловой нагрузки? – предположила Дана.
– Вы всегда так изящно выражаетесь? – поинтересовалась я и, не дожидаясь ответа, спросила: – А как насчет тех символов, которые вырезаны над камином в моем подвале?
Она нажала на кнопку, и мы увидели фотографию, сделанную всего десять минут назад. На ней было изображение пяти рун.
– Стрела, направленная вверх, – сказала я, и Дана начала быстро листать книжку.
– Teiwaz, – прочитала она. – Это значит Воин и Победа в битве.
Я посмотрела на нее. У нас обеих был озадаченный вид.
– Следующий символ напоминает букву F. – Я наклонилась к Дане, чтобы тоже видеть книжку. – Вот он. Что там написано?
– Ansuz, – ответила она. – Знаки, Бог и Устье реки.
– Так, теперь третий. Тот, что похож на зигзаг молнии.
– Sowelu. Единство, Солнце. – Дана оторвала взгляд от книги и посмотрела на меня.
– По-моему, это тоже чушь со… символы, которые не несут никакой смысловой нагрузки, – сказала я.
– Похоже на то, – согласилась она. – А как насчет последних двух?
– Посмотрим. У нас есть перевернутый стол под названием Perth, обозначающий… Ага!
– Что?
– Инициация.
Дана нахмурилась.
– Я всегда начинаю нервничать, когда слышу это слово.
– Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду. И наконец, кривая буква H. Эта руна называется Hagalaz, и она имеет два значения – Распад и Силы. природы.
– Итак, у нас есть пять рун, которые обозначают Воина, Знаки, Единство, Инициацию и Распад, – резюмировала Дана.
Я закатила глаза.
– Символы, которые не несут…
– Чушь собачья, – перебила меня Дана. И улыбнулась. У нее была очаровательная улыбка.
Я рассмеялась.
– Вам нужно поговорить с отцом Дункана. Возможно, вся суть в контексте.
– Кому там нужно поговорить с моим отцом? – раздался знакомый голос.
Дункан подошел неслышно, и теперь стоял на пороге кухни, глядя на нас с Даной и широко улыбаясь. Я невольно напряглась. Так всегда бывало, когда я наблюдала за поведением Дункана в присутствии красивой женщины, которая не была мной. Он буквально излучал обаяние, и с любой женщиной тотчас же начинали происходить метаморфозы: на щеках появлялся румянец, а в глазах – блеск. Они как бы размякали и инстинктивно тянулись к нему, как цветок к солнцу. Я приготовилась, что это же самое будет и с Даной, но, к моему удивлению, ничего не произошло. В тот вечер я впервые в жизни наблюдала за своим потрясающим мужем и эффектной женщиной, не испытывая при этом абсолютно никакой ревности. Они обменялись любезностями, после чего Дана удостоверилась в том, что Дункан знает о рунах ничуть не больше меня, распрощалась и уехала. Она не обещала, что снова свяжется со мной.
– Давай же, давай, – приподнявшись в седле и слегка наклонившись вперед, я понукала Генри, который и так во весь опор мчался вдоль берега.
Этот полукруглый пляж – мое любимое место. Если я хотела покататься верхом, то почти всегда отправлялась сюда. Бухта, вода в которой была неправдоподобно бирюзового цвета, напоминала драгоценный камень в темно-розовой оправе скал. Мелкие брызги морской воды попадали в глаза, и все вокруг приобретало неясные, расплывчатые очертания. Я воспринимала только цвета – изумрудно-зеленые островки травы, бирюзовое море, розовый песок и нежно-голубой, как яйцо малиновки, океан, расстилающийся вдали. А когда на Шетландские острова наконец приходила весна, все вокруг покрывалось сплошным ковром из цветов.
Здесь почти всегда дули сильные ветры, но это утро было удивительно спокойным. Легкий бриз лишь слегка ерошил мои волосы, а океан был гладким как стекло, если не считать белых пузырьков пены у кромки прибоя.
Осадив Генри, я развернула его, и мы спокойным шагом направились в обратную сторону. И конь, и я часто и прерывисто дышали. Блаженная пустота, которая царила в моей голове во время бешеной скачки, к сожалению, стала быстро заполняться мыслями и образами. На меня неумолимо наваливалась реальность.
Четверг был моим выходным днем. Правда, предполагалось, что я не буду далеко отходить от телефона, чтобы со мной могли связаться в случае крайней необходимости, но в остальном я была вольна делать все, что заблагорассудится. Что ж, будем надеяться, что в больнице не случится ничего экстраординарного. Я переживала нелегкий период. Дункан шутливо называл его «стрессик», но на самом деле в этом не было ничего смешного. Я с трудом засыпала, плохо спала, слишком рано просыпалась и весь день чувствовала себя совершенно разбитой. Я постоянно бессознательно сжимала кулаки и скрежетала зубами. Меня изводили непрекращающиеся головные боли, и если бы не пригоршни аспирина и парацетамола, то я бы вообще не могла ничего делать.