— Я не думаю, что его светлость ожидает вас, ма'ам.
Дворецкий говорил с сильным шотландским акцентом, и дети разглядывали его с нескрываемым любопытством.
— Прошу вас сообщить его светлости, что я привезла к нему его внуков.
Если в намерение Пепиты входило поразить дворецкого, то она, без сомнения, преуспела в этом.
На какой-то миг он застыл, глядя на нее с изумлением — видимо, ему показалось, что он не так понял ее слова.
Затем он вымолвил:
— Вы хотите сказать, ма'ам, что это — дети лорда Алистера?
— Да, именно так.
Отвечая дворецкому, Пепита наблюдала, как меняется выражение его лица.
Он посмотрел сначала на Рори, потом на Жани, и было видно, что он в восторге от них.
Кажется, она обрела союзника, подумала девушка.
Она положила руку на плечо мальчика.
— Это — Рори, а это — Жани.
Как будто почувствовав освобождение от каких-то сковывавших ее чар, Жани произнесла:
— Я устала и хочу пить!
— Этому горю мы быстро поможем, — пообещал дворецкий, — а если вы устали, я лучше понесу вас по лестнице сам.
Он подхватил Жани на руки, а она, нисколько не протестуя, прибавила:
— Я слишком устала, чтобы идти.
— Конечно, — усмехнулся дворецкий, — Англия ведь далеко отсюда.
Он пошел вперед, и взору Пепиты предстала чудесная лестница из белого камня, ведущая на второй этаж.
Поднимаясь по ней вместе с Рори, она вспомнила, как зять говорил ей, что во всех знатных шотландских домах главные апартаменты расположены на втором этаже.
Лестница заканчивалась большой площадкой с камином, в котором горело большое бревно.
Дворецкий поставил Жани на пол перед высокими двойными дверями.
Затем он улыбнулся Пепите, как бы подбадривая ее, прежде чем открыть двери.
Голосом, казавшимся неестественно громким, он объявил:
— Граф Нэирнский и леди Жани, ваша светлость!
Пепита удивилась, что он называет титулы детей, о которых она не задумывалась раньше, — ведь лорд Алистер не занял место своего брата.
Она слабо припоминала, как кто-то говорил ей, что после смерти старшего сына герцога титул маркиза остается без владельца, хотя его сыновья сохраняют свои обычные титулы.
Она была так напугана, что внезапно помещение, в которое они вошли, казалось, поплыло вокруг нее, и она в первую минуту ощутила лишь вечернее солнце, вливавшееся через три высоких окна.
Затем, очнувшись, она разглядела в дальнем конце большой комнаты три фигуры, сидящие в креслах перед мраморным камином.
Когда же она взяла Жани за руку и повела ее вперед, то поняла, что среди них нельзя не выделить одного и не осознать, кем он является.
Его стать, разворот плеч, посадка головы удивительно напоминали ее зятя.
Но все остальное, что ей бросилось в глаза при взгляде на герцога, с его седыми волосами, морщинистым лицом и сжатыми тонкими губами, говорило об истинном тиране, какого она и ожидала встретить.
В абсолютной тишине она медленно шла с двумя детьми до конца комнаты, которая показалась ей невероятно длинной.
Наконец они приблизились к герцогу, и он резко вопросил:
— Что вы делаете здесь и почему вы привели этих детей ко мне?
Его голос был таким же устрашающим, как и его внешность, однако девушка огромным усилием воли заставила себя ответить ему тихо, но отчетливо:
— Я привезла их к вашей светлости, потому что им некуда больше деться.
— Что вы имеете в виду?
— прогремел герцог.
— Их отец и мать оба… погибли.
Она заметила, что ее слова произвели на хозяина впечатление разорвавшейся бомбы: хотя выражение его лица не изменилось, он как бы окаменел.
Повисла гнетущая тишина.
И вдруг, словно испугавшись, Жани сказала:
— Я устала! Я хочу домой!
— Вот туда вы ее лучше и отвезите! — посоветовал герцог девушке. — Что касается меня, то у меня нет внуков!
Пепита собралась с духом и гневно возразила:
— Это не правда, ваша светлость! Они здесь! Они существуют!
Вы жестоко обошлись с их отцом, и он чувствовал себя из-за этого очень несчастным, но я не могу поверить, что вы заставите страдать ни в чем не повинных детей.
Ее экспансивная речь взбесила герцога.
Его глаза потемнели, он свирепо нахмурился.
— Уберите их отсюда! — повелел он. — Вы привезли их без моего разрешения, и можете убираться туда, откуда приехали!
Пепита была столь ошеломлена подобной яростью, что в этот миг почувствовала комок, застрявший в гортани.
Враждебность герцога, должно быть, передалась и детям, так как Рори вложил свои пальчики в руку Пепиты и воскликнул:
— Поедем домой! Они не хотят, чтобы мы остались!
Пепита сжала ручку Рори, а Жани вдруг села на пол.
— Я устала и хочу пить, — повторила она, — и я хочу к моему папе!
Она расплакалась, и Пепита, оставив Рори, присела рядом с ней.
— Не плачь, моя радость, — утешала она малышку. — Я думаю, ваш дедушка по крайней мере даст тебе воды, прежде чем выгонит нас в лес!
Она взяла Жани на руки и посмотрела снизу на герцога, возвышавшегося над ней неприступной громадой.
— Я была бы благодарна вам, ваша светлость, — молвила девушка, — если бы детям дали что-нибудь попить и поесть, прежде чем их вышвырнут из замка! Мы ехали из Корнуолла почти неделю.
Наверное, было в ее требовании нечто такое, что заставило герцога замешкаться с ответом.
И тогда Рори, как будто ему надоел спор между ними, сказал миролюбиво:
— У папы тоже был спорран , такой же, как у вас!
Он, казалось, забыл свой страх перед герцогом и, подойдя к нему поближе, сообщил:
— Папа говорил, что спорраны делают из выдры, но ваш не такой.
Герцог, немного поколебавшись, объяснил, сохраняя ледяной тон:
— У меня спорран вождя клана.
— Папа говорил, что вождь — это отец клана и что все Мак-Нэирны должны подчиняться своему вождю.
— Это верно, — кивнул герцог.
Пепита стояла неподвижно с Жани на руках.
Девочка очень устала и мотала головкой, закрыв глаза.
Пепита безгласно смотрела на герцога, и в конце концов он произнес так, будто каждое слово вытягивали из него клещами: