— вскричал он. — Я вижу корабль из окна моей спальни!
— Только не высовывайся из окон, — предупредила его Пепита. — Они здесь так высоко от земли!
— Как ты думаешь, это не рыбацкое судно?
— не унимался Рори.
— Папа говорил, что здесь их много в море и они возвращаются в порт, наполненные сотнями и сотнями рыб.
Пепита взглянула на Торквила Мак-Нэирна, ожидая, что он ответит мальчику.
Он как будто понял ее, однако вместо ответа сказал:
— Я предлагаю вам пока оставить корабли и пойти со мной, молодой человек, и мы найдем того, кто даст вам что-нибудь попить и поесть. До ужина придется еще немного подождать, а вы, я думаю, уже проголодались.
— Я очень проголодался! — решительно заявил Рори. — Мне хотелось бы пресных лепешек, намазанных маслом и вересковым медом.
Это было первое, что они попробовали, только-только ступив на землю Шотландии, и Пепита, рассмеявшись, взмолилась:
— О, пожалуйста, не обращайте внимания! Мы не хотим доставлять вам столько хлопот.
— Здесь не будет никаких хлопот, — взмахнул он рукой.
— Пойдемте, молодой человек.
Мы найдем что-нибудь, дабы покончить с этой пустотой внутри вас.
Они вышли вместе, и когда Торквил Мак-Нэирн улыбнулся ей перед выходом, Пепита почувствовала, что нашла по крайней мере одного друга.
Она не ожидала такой чести, как предоставление ей трех служанок, чтобы распаковать одежду ее и детей.
Когда миссис Сазэрленд сказала им, чтобы большую часть вещей они оставили до завтра, девушка поняла: они поселились в замке, и герцогу будет, пожалуй, нелегко выселить их.
Пепита раздела Жани и дала ей немного теплого молока — девочка слишком утомилась и ничего больше не хотела.
Только когда она опять крепко уснула в уютной кровати, Пепита смогла подумать о себе.
— Через несколько минут вам нужно будет одеваться к ужину, — предупредила миссис Сазэрленд, — и я думаю, вы бы не отказались от ванны после столь длительного путешествия.
— Полагаю, мне следует сначала спросить, должна ли я ужинать с его светлостью, — ответила Пепита.
— О да, ма'ам! — = — воскликнула миссис Сазэрленд, словно не могла даже допустить мысли, что может быть как-то иначе.
Пепита же вовсе не была уверена в этом, и хотя миссис Сазэрленд убедила ее, что ее ожидают у герцога, она не могла отделаться от стесненности и тревоги, когда направлялась в апартаменты вождя.
Перед этим она пожелала спокойной ночи Рори, который, поужинав, сам улегся в кровать.
Ему, конечно, хотелось бы дождаться ужина у герцога, чтобы увидеть там множество новых, интересных вещей.
Но от усталости он совсем клевал носом.
В конце концов он без возражений согласился лечь спать и оставить на завтра все занимательные открытия.
Пепита, ощущая нервное напряжение от ожидавшей ее неизвестности, с наслаждением приняла ванну перед пылающим камином в своей спальне.
Усталость покинула ее тело, растворившись в теплой воде.
Затем она выбрала первое платье, висевшее в гардеробе рядом с другими, извлеченными служанками из чемоданов.
Это платье принадлежало ее сестре; оно было очень красивое и более изысканное, нежели все, что имелось у самой Пепиты.
Она одобрила этот случайный выбор, так как ей хотелось предстать человеком, способным обучать детей, чем она и занималась в Корнуолле.
Все время, пока они ехали в Шотландию, в глубине ее сознания гнездился страх, что герцог, ненавидевший сасенаков , сразу же откажется от ее услуг в качестве воспитательницы.
Эта мысль добавляла новые страхи к уже обуревавшим ее, и она пыталась не думать об этом.
Она знала, как трудно, не имея ни денег, ни опыта, заработать себе на жизнь!
И опять она почувствовала, что никто не сможет посодействовать ей, кроме Бога, который по крайней мере помог им добраться в целости и сохранности от Корнуолла до Шотландии.
Идя по коридору, она молилась о том, чтобы герцог, если он примет детей, не обращал на них свою ненависть и нелюбовь ко всему английскому.
Герцог ожидал ее в той же комнате, где они встретились сразу по прибытии.
Если он выглядел величественным и внушающим благоговение тогда, то теперь, в вечернем одеянии, с кружевным жабо вокруг шеи и в бархатном мундире с серебряными пуговицами, он был настоящим вождем.
Приблизившись к нему, Пепита заметила блеск топаза на рукояти его скина , а его нынешний спорран был еще основательней и богаче, нежели тот, что увидел Рори.
Так как она боялась опоздать, миссис Сазэрленд помогла ей одеться, и вот оказалось, что в комнате присутствует только герцог.
Теперь в ней не было ни Торквила Мак-Нэирна, ни другой фигуры, которую она едва различила, войдя сюда в первый раз.
Тогда она была столь возбуждена и расстроена, что поняла лишь: эта фигура — женщина, но в каком она родстве с двумя мужчинами, Пепита не представляла.
Теперь, присев в реверансе перед герцогом, она могла думать лишь о нем, и хотя он не хмурился на нее с такой яростью, как раньше, в глазах его угадывалась враждебность, а губы были сжаты в твердую линию.
— Я надеюсь, мисс Линфорд, — промолвил он, — что за вами хорошо ухаживают.
Она уловила саркастическую нотку в его голосе, но спокойно ответила:
— Все были очень добры к нам, ваша светлость. Как вы, должно быть, поняли, дети страшно устали. Они слишком малы для столь длительного путешествия.
— Путешествия, которое было совершенно излишним! — высокомерно заявил герцог.
— Напротив, ваша светлость, ему не было альтернативы!
— Почему не было?
Вопрос прозвучал резко.
— Потому что я больше не могла платить ренту за дом, в котором они жили, а мебель, лошадей и все, что принадлежало моему зятю, пришлось продать, чтобы оплатить его долги.
Она решила, что это удивит герцога, но он еще жестче сжал губы.
К тому же он бросил на нее пронизывающий взгляд, как будто подвергал сомнению правдивость ее слов.
Затем, движимый любопытством, он обронил:
— Алистер получил деньги его матери!
— Они были потрачены, ваша светлость, как и все, что имелось у моей сестры, и, по сути дела, все, чем владела я.
Ей показалось, будто герцог все еще не убежден.
— Мне трудно понять, как это случилось, молвил он, — если, конечно, не было каких-то экстравагантностей.
— Никаких экстравагантностей, — покачала головой Пепита. — Все стало дороже, чем раньше или чем в Шотландии. Уверяю вас, мой зять не позволял себе никаких излишеств, но нам необходимо было питаться!