Ты — проклятая удачливая девчонка, имеющая возможность выйти замуж за губернатора, каким бы он ни был, и ты выразишь свою благодарность за это тем, что будешь мила с ним.
Дензил прокричал ей последние слова и прежде чем продолжить залпом выпил вино, остававшееся в его стакане, придя в еще бочьшее бешенство, которое, как ей показалось, было гораздо сильнее, чем все прежние приступы его гнева так пугавшие ее.
— Как ты смеешь спорить со мной! — бушевал он. — Как смеешь ты рассуждать — ты — неоперившийся цыпленок, не знающий жизни — за кого ты выйдешь или не выйдешь замуж! Только я могу решать это за тебя, и все, что ты должна делать — это повиноваться мне! Ты слышишь?
Он проревел последний вопрос, и Делора, будучи не в силах больше вырастить это, повернулась и побежала из гостиной назад, в спальню, где она оставила свои вещи.
Ворвавшись в комнату, она к своему огромному облегчению обнаружила там Эбигейл. Она бросилась в объятия старой служанки со словами:
— Ах… Эбигейл… слава Богу… вы здесь!
А затем разрыдалась.
После завтрака с Дензилом, постоянно ворчащим и считающим отвратительной еду, которая Делоре казалась просто восхитительной после скудного судового рациона, она поднялась к себе отдохнуть. Эбигейл, находившаяся в комнате, сказала ей:
— Его светлость предполагает, что вы будете отдыхать по крайней мере часа два, миледи, и решил поступить так же. Я собираюсь сходить в Адмиральский дом и проведать капитана.
— О, Эбигейл, вы можете это сделать? — воскликнула Делора. — Я собиралась спросить у его светлости, можете ли вы продолжать присматривать за капитаном, но он не дал мне возможности. К тому же сейчас он сердит на меня и отвергнет любой довод, предложенный мной. Фактически, ему доставляет удовольствие просто отказывать мне.
— Не волнуйтесь, миледи, — сказала Эбигейл. — Будет лучше вообще ничего не говорить его светлости. Вы и так уже достаточно расстроились; представляю, как переживал бы капитан, узнай он об этом.
— Не говорите ему… пожалуйста, не говорите! — взмолилась Делора. — Он все равно ничего не сможет сделать… а я не хочу, чтобы он ссорился с братом.
— Я ничего не скажу, — пообещала Эбигейл, и Делора увидела понимание в ее глазах.
После ухода Эбигейл она поняла, что ее старая служанка — единственный человек, на которого она может положиться.
Когда два часа спустя Эбигейл вошла в ее комнату, Делора нетерпеливо поднялась с кровати и спросила:
— Ну как он?
— Он храбрый джентльмен, — негромко ответила Эбигейл. — Я проследила за тем, чтобы ему было удобно, а рана, поверите или нет, даже в лучшем состоянии, чем я смела надеяться.
— О, Эбигейл, как я вам благодарна! — воскликнула Делора.
— Разумеется, капитан спрашивал о вас, миледи.
— И что же вы ему сказали?
— Я сказала, что вы держитесь молодцом.
— А он не спросил… когда я… выхожу замуж?
— Я бы в любом случае не смогла сказать ему того, чего не знаю сама.
Эбигейл занялась приготовлением для Делоры одного из ее очаровательных летних нарядов, одновременно размышляя о том, что никогда раньше не встречала человека, страдающего сильнее капитана, физически и душевно.
«Как жаль, — сказала она сама себе, — что они не могут быть мужем и женой, как это было предначертано судьбой».
Она знала, что произнесенные вслух слова эти не принесут пользы ни Конраду, ни Делоре, которую она боготворила, даже когда та была еще ребенком.
— Заботьтесь о ней, — сказал Конрад, — и, если это возможно, помогите ей стойко перенести выпавшие на ее долю испытания.
Эбигейл слышала боль в его голосе и знала, что он только и думает о том, что может означать брак с таким человеком, как лорд Граммель.
Даже за короткое время его пребывания в Доме Адмирала Конраду же успели рассказать о невоздержанном характере и возмутительном поведении губернатора.
Капитаны других английских судов, стоящих в гавани, равно как и служащие порта, потянулись в Дом Адмирала, «как только Конрад был переправлен на берег.
Диккен пытался занять гостей, в то время как Барнетт с отчаянием в голосе объяснял, что для капитана сегодняшний день и так был слишком насыщен событиями и что никто не может быть допущен к нему, пока капитан без движения лежит в кровати, к которой он теперь прикован на достаточно долгое время.
И очень неохотно, только после того, как Конрад, вопреки своей умеренности в напитках, выпил стакан кларета, Барнетт позволил посетителям, одному за другим, побыть с ним несколько минут.
Первым был командир брига, стоящего в гавани, который не счел нужным соблюдать формальности старшинства». хотя был выше по званию, чем Конрад.
— Рад видеть вас, Хорн! Ваша слава опередила вас. Нет ни одного судна, пришвартовавшегося у этого острова, на котором бы не говорили о вас и ваших подвигах. Самим Нельсоном так не восхищались.
— Вы смущаете меня, — запротестовал Конрад, — но я рад видеть вас, Форестер. Как долго вы уже здесь?
— Почти два месяца, — ответил Форестер. — Мой корабль был практически потоплен капером, но нас спасло английское судно, и отбуксировало до гавани. Пройдет по крайней мере еще месяц, прежде чем я смогу снова выйти в море.
— Но, кажется, это довольно приятный для отдыха остров, — заметил Конрад.
— Так было бы, если бы не губернатор!
— Неужели, он вмешивался в ваши дела или дела верфи?
— Нет, но я расскажу вам такое, от чего волосы на голове встанут дыбом!.. — ответил капитан Форестер.
После его рассказа, Конрад почувствовал себя физически совершенно разбитым человеком, не только от отвращения, но и из-за страха за Делору.
Когда остальные посетители поведали ему почти то же самое, только с разными подробностями, он поклялся, что спасет ее, одному Богу известно как, но он сделает это, хотя пока у него не было никаких конкретных идей.
Ночью он проклинал свои раны, лишившие его возможности двигаться, но в то же самое время он прекрасно сознавал, что если бы «Непобедимому» или ему самому не был причинен вред, он мог бы в этот самый момент быть уже далеко, и даже не ведал бы о тех ужасных условиях, в которых оказалась Делора.
Его превосходительство губернатор Антигуа, почтеннейший лорд Граммель, прибыл в Кларенс-Хаус в пять часов пополудни.
Он приехал из Сент-Джона в открытой карете, запряженной четверкой лошадей и сопровождаемой кавалерийским отрядом.
Губернатор не обращал внимания на неприветливые взгляды, которыми провожали его карету, когда он ехал по дороге, усаженной по обеим сторонам деревьями и цветами, и при этом лорд Граммель не замечал ни прекрасного вида, обрывающегося на каждом повороте, ни пылающих огненно-красных цветов, так контрастирующих с зеленой травой и деревьями Все его мысли в этот момент были поглощены тем, сколько денег он получит после женитьбы на сестре графа Скосорнского.