Генерал одобрил ту часть письма, в которой говорилось о необходимости помочь колониям современным оборудованием, машинами, станками, спортивным инвентарем. В заключение он сказал:
— Все дело в том, чтобы правильно сочетать меры воспитательные и меры карательные. К сожалению, у нас иногда получается так, что либо одна, либо другая сторона оказываются в забвении. И привлечь народ. Насчет
«дружин порядка», общественных судов и прочего вы правы, товарищи. Многое в этом отношении уже подготовляется. А теперь буду рад послушать вас, Дмитрий Алексеевич, и вас, товарищ Русаков, если хотите чем-то дополнить материалы письма.
Генерал очень оживился и по-мальчишески смеялся, слушая про историю «Красных мечей», Мечика и страхи Колосовской.
— Хороший, видно, парнишка этот Мечик. Люблю таких.
Генерал говорил еще о многом. Анатолий слушал его с восторгом.
* * *
Через час Кленов и Русаков вышли из здания ЦК. Анатолий схватил руку Дмитрия Алексеевича и -долго жал ее.
— Ну и здорово получилось! Я и не думал, что, кроме нашей докладной, об этом же были письма из Ленинграда, Ростова, Свердловска, Донбасса… Что уже появились комсомольские бригады, устраиваются рейды по борьбе с хулиганством, дежурства в клубах… «Народная инициатива», — сказал генерал. И знаете, мне и в голову не приходило, что такие дружины, эти зачатки народной охраны порядка в будущем, — на общественных началах! Ведь при коммунизме милиции не будет. И пережитки капитализма исчезнут. А чтобы обезопасить свободное коммунистическое братство людей от каких-то отрыжек прошлого — отдельные выродки всегда могут появиться, — общественная охрана порядка будет; по очереди, добровольно люди будут выполнять эту задачу. Правильно я понял генерала?
Анатолий, сидя за рулем, говорил и говорил. Дмитрий Алексеевич улыбался и только один раз заметил:
— Смотри, Анатолий, красный светофор! Как бы тебя не взяли за воротник наши стражи порядка.
7
Лихорадочное возбуждение не оставляло Анатолия и на следующий день после разговора в Центральном Комитете. Еще с утра ему не терпелось поделиться своими переживаниями с Ликой, с Сергеем Порфирьевым, но звонить было рано. Чтобы не терять времени, Анатолий открыл учебник. До двух часов дня он был свободен.
Ровно в девять позвонил Порфирьев.
— Здорово, воитель, ну как там дела?
— А ты как думаешь? — спросил Анатолий.
— Судя по твоему торжествующему тону — не плохо.
— Превосходно! — закричал Анатолий. — Полная победа!
— А нельзя ли поточнее?
— Есть важные новости, но…
— Понимаю. Поговорим в райкоме… Время уточню потом, сейчас надо ехать на заводы.
Тут же Анатолий набрал номер Лики. Подошел Боб.
— Это ты, Лунатик? — негромко спросил Анатолий.
— Я! А это кто — Женька?
— Говорит марсианин!, — отозвался Анатолий.
— Марсианин? — В голосе Боба отразилась растерянность. — Значит, это вы? Анатолий?
— Лика еще спит?
— Встала.
— Мне с тобой бы тоже надо поговорить.
— Я сейчас не могу… собираюсь в школу.
— А когда сможешь?
— Не знаю.
— Может быть, мне зайти?
Боб не ответил и передал трубку Лике.
— Что-нибудь случилось? — спросила Лика.
— Случилось… Слушай, все отлично! Я вчера из Цека словно на крыльях летел. Многие наши предложения, ты знаешь какие, одобрили.
— Толька, милый, я так рада! Я… Что? — Голос Лики сразу изменился. — Разговариваю с Анатолием. Почему на «ты»? Мы ровесники, комсомольцы. Не делай мне замечаний, мама.
— Лика! — крикнул Анатолий. — Все ясно! Вечером встретимся.
После вчерашней беседы Анатолий считал, что он обязан действовать активнее. Но ведь пока он единственный комсомолец-бригадмилец на их улице. Вот бы организовать группу комсомольцев.
Анатолий поехал к Порфирьеву. Он встретил Сергея на улице. Они пошли вдвоем в сторону Краснопресненской заставы. Анатолий рассказал о разговоре в ЦК.
— Надо, — заключил он, — организовать комсомольцев нашей улицы в бригаду, отряд — дело не в названии. Но сначала расшевели Бориса Сущева.
— Слушай, но почему ты говоришь только о комсомольцах одной улицы, а не о комсомольцах всего района? Работа бригадмильцев будет обсуждаться у нас на райкоме. Будет большой разговор об участии комсомольских организаций в охране общественного порядка. На заседании будет присутствовать секретарь райкома, замечательный человек. Посмотреть на него — худенький, тихий, спокойный, голоса никогда не повысит, а авторитет знаешь какой? До чего с ним приятно работать, главное, он очень деловой, очень простой и искренний. На этом нашем заседании будет заведующий роно, начальник райотделения милиции и начальники отделений, председатель районного суда, прокурор и другие товарищи. Вызывают секретарей комсомольских организаций со всех предприятий района. Так что готовься выступить. Борьба с юными правонарушителями — вопрос серьезный.
— Да что ты! Какой из меня оратор. Все, что знал и думал, я уже рассказал тебе. Уж лучше прикрою эту «чертову читалку», больше пользы будет.
— В «чертову читалку» ты совершишь комсомольский рейд. Но выступить придется. Зачем же я буду подменять выступление комсомольца, познавшего на собственном опыте, что такое хорошо, и что такое плохо, и как бороться с этим плохим? Мне и без твоего материала есть о чем сказать… Впрочем, — улыбнулся Порфирьев и сразу стал похож на озорного мальчишку, — при твоем боевом характере ты и без моего поручения не сможешь промолчать. Ведь так?
— Так-то оно так, та з хаты як? — как говорил дядько Грицько… Ну и хитер же ты, секретарь.
Анатолий засмеялся. Засмеялся и Сергей Порфирьев.
8
Анатолий открыл дверь детской комнаты милиции и застыл на пороге. В дальнем углу за столом дежурного бригадмильца сидела Лика.
— Не смущайтесь, товарищ, заходите! — Лике было приятно изумление Анатолия. Именно так она и представляла себе ту минуту, когда он появится.
— Интересуешься делом брата? — спросил Анатолий.
— Ошибаетесь! Я здесь не гость, а дежурная. Что вас интересует, товарищ Русаков?
Лика пришла сюда несколько дней назад, заявила о своем желании помочь детской комнате, а сегодня уже принесла рекомендацию комсомольского комитета университета. Ася Ларионова познакомила ее с делами и теперь ненадолго вышла, оставив Лику вместо себя.
— Тебе будет очень трудно, Лика! Не надо бы…
— Значит, ты меня оберегаешь? — спросила Лика. — Или, может быть, не доверяешь?