Эта шайка в последние месяцы совершила несколько вооруженных грабежей, три убийства. Сейчас следствие закончено, и в ближайшие дни преступники предстанут перед судом.
Июньским утром, в десять часов, начался процесс над шайкой Чумы. Анатолий Русаков был вызван в качестве свидетеля обвинения.
Зал затих, все повернули голову в сторону преступников, которых ввели под конвоем. Они заняли свои места, а затем исподлобья, зло и вызывающе оглядывали публику, стараясь опознать «своих». Милиционеры не сводили глаз с подсудимых, и на это были причины. Ведь первое заседание суда было сорвано преступниками.
В самом начале следствия преступники решительно отрицали все. Чума и его сообщники «темнили», путали, отмалчивались. Все они придерживались одной и той же версии: никакой шайки нет, Антона Шелгунова Чума не убивал. Огурец — Рыжевич взял убийство Шелгунова на себя. Все преступники дружно выгораживали Чуму, словно в этом заключался их шанс на спасение. Уличенные свидетелями и экспертами во лжи и обмане, они были преисполнены решимости защищаться.
После показаний Русакова следователь предъявил Рыжевичу — Огурцу, упрямому тупому малому, Указ о новом законе, карающем злостных убийц смертью. Огурец сначала не поверил, а поверив, испугался и, спасая себя, подтвердил показания Русакова. Да, Чума ударил Шелгунова ножом в грудь. А после него ударили другие.
С признания Огурца и началось разоблачение всей шайки. Хозяин тоже отрекся от Чумы, а за ним и остальные. Круговая порука распалась.
Зная, что виновность их установлена, но, будучи, как все воры, суеверными, они все еще надеялись на счастье.
В первое судебное заседание Чума вдруг запел «В лесу родилась елочка». Он приплясывал, хлопал в такт ладонями и бубнил: «Ладушки, ладушки, где были? У бабушки…» Огурец грохнулся на пол, закатил глаза, скрежетал зубами, пускал пену, колотился головой. Хозяин вел себя, как шизофреник. Адвокат Чумы потребовал медицинского освидетельствования. Суд прервал заседание до получения медицинского заключения.
В клинике, куда его поместили, Чума пытался подкупить санитара, суля деньги, и грозил местью тем, кто ему не поможет.
Теперь, когда все преступники, кроме Чумы, во многом сознались, прерванный было суд продолжался.
…В зале душно. Неторопливо задавались вопросы. Буднично, даже скучно отвечают подсудимые. Яркие дорожки солнечного света наполнены медленно двигающимися пылинками.
Но вот суд вызвал свидетеля Анатолия Русакова. Его показания нарушили неторопливый ход судебного заседания. Преступники заволновались. Чума не мог удержаться от яростных выкриков. Судья то и дело призывал его соблюдать порядок.
Показания Русакова были страшны для подсудимых. Свидетельствовал человек, который, ссылаясь на личное знакомство с деятельностью Чумы, шаг за шагом разоблачал его. Этот человек был очевидцем зверского убийства Антона Шелгунова.
Как свидетель, Анатолий в начале суда не присутствовал в зале. Накануне суда он получил анонимное письмо: ему грозили расправой, если он хоть одним словом упомянет о тех, кто не привлечен по делу. Анатолий догадывался, что авторы этого письма Марат и Рудя. Они после первых допросов у следователя вышли было сухими из воды. В каком соучастии можно было их обвинить? В том, что они угнали машину Троицких? Борис Троицкий показал на следствии, что Рудя ездил на «Победе» с его, Боба, согласия. Связь Марата и Руди с ворами отрицали Чума, Цыган и Хозяин. То ли они хотели сохранить на свободе своих холопов, то ли боялись, как бы Марат и Рудя с перепугу не наговорили лишнего.
Суд длился два дня. На третий день выступил прокурор.
— Товарищи судьи! Три дня со всей тщательностью вы исследовали улики и доказательства, направленные против сидящих здесь на скамье подсудимых людей, обвиняемых в совершении тягчайших преступных деяний, совершенных умышленно, по корыстным мотивам. Корни преступной деятельности бандита Ляксина уходят в дореволюционное прошлое.
Звериная злоба и ненависть этих преступников были направлены и против тех, кто пытался им мешать совершать преступления, совращать, растлевать детей и подростков, против тех, кто не хотел быть рабом этих бандитов и пытался порвать с ними, честно работать! Так начал прокурор свою обвинительную речь. Он говорил и об ошибках педагогов и родителей, необходимости создать атмосферу общественного негодования против правонарушителей.
А закончил так:
— Я обвиняю не один. Незримо рядом со мной стоит убитый этой преступной бандой человек большой души, неизвестный народу герой, работник уголовного розыска Олег Горевой, который дорожил человеческой жизнью больше, чем собственной. Незримо рядом со мной стоит Антон Шелгунов, убитый бандой. И только благодаря действиям милиции остался жив Русаков, мужественный юноша, не пожелавший подчиниться Ляксину — Чуме.
Во время свершения этого преступления уже вошел в действие Указ о смертной казни за злостное убийство.
Подходит последний час, час расплаты преступников за тяжкие преступления, за убийства. Я обвиняю со всем народом! Гуманизм в данном случае должен заключаться в том, чтобы избавить советских граждан от подлых и коварных убийц. Нет им пощады!
Суд приговорил Леонида Ляксина, по кличке «Чума», к расстрелу, остальных — к различным срокам заключения.
Прошло несколько лет. Читателей, конечно, интересует, что же произошло за эти годы с героями этой книги? О жизни не только лучших, но и каждого из них можно было бы написать повесть.
Меньше всего я мог бы сказать о Юре. Он перешел на работу в другое учреждение, защитил диссертацию. На вопрос о том, над чем он работает сейчас, он отшучивается и при этом многозначительно показывает на небо. Зато о своей деятельности начальника комсомольской дружины Юра рассказывает охотно и много.
Коля по-прежнему трудится в Целинном крае. Он работал в совхозе, а затем стал инженером по сельскохозяйственным машинам на одном из ремонтных заводов. Как и прежде, его увлекает труд — как творчество. Конечно, он изобретает и рационализирует и засыпает Юру и Анатолия требованиями достать специальную литературу, инструменты и приборы. У Коли уже есть сын, которого он воспитывает в том же спартанском духе.
Леня Ушков работает слесарем в группе мастера на автозаводе и заочно учится в автомеханическом институте.
Витяка заканчивает школу и мечтает стать таким же, как Корсаков.
Боб Троицкий скоро вернулся из колонии. И в этом снова сказался педагогический талант Ивана Игнатьевича. В первые дни и недели пребывания в колонии Боб слал домой слезные письма. Он пытался разжалобить родителей, убедить их в срочной необходимости «сейчас же нажать на все кнопки», чтобы его отправили домой.
Это были трудные дни для Агнии Львовны. Но Павел Авксентьевич, внимательно прочитав большое письмо Ивана Игнатьевича о Бобе, занял твердую позицию.
Как можно было понять из писем Боба, его раздражала и угнетала дисциплина: необходимость рано вставать, самому стелить свою постель, заниматься физкультурой, убирать в дни дежурства, а главное — учиться труду в мастерских. Регулярно работать и при этом выполнять задания мастера было для него пыткой. Единственное, что не угнетало его, была учеба. При его подготовке и способностях он с первых же дней начал учиться хорошо и даже отлично и стал первым учеником в классе.