Пассажиры беспокойно посматривали на часы, на буфетный прилавок, уставленный бутылками, и на невозмутимую буфетчицу. Неожиданный сильный толчок сзади, передавшийся по толпе, заставил Анатолия оглянуться. Он хотел было что-то сказать об излишней торопливости, но, лишь только взглянул в лицо толкнувшего, веселость мгновенно исчезла. Рослый темноглазый и смуглокожий парень, блестя зубами из «нержавейки», с ухмылкой теснил стоящих впереди. Его сосед сердито крикнул;
— Чего толкаешься, пьяный, что ли?
Парень задиристо спросил:
— А вы меня поили? Что-то не помню, чтобы мы пили на брудершафт.
Вызывающий, дерзкий тон, нагловатая поза, жуликоватый, цепкий взгляд юрких глаз одних возмущал, а других пугал. Люди поспешно отворачивались, показывая, что ввязываться в ссору не намерены. Анатолий не отвел глаз, и парень увидел в них нечто такое, что привело его в замешательство. Но уже в следующее мгновение он зло спросил:
— Ну, чего уставился? Карточка моя знакома, что ли?
Анатолий не ответил. Дуэль глазами — «кто кого пересмотрит»— продолжалась с возрастающим напряжением. Взгляды быстро выразили и взаимное подозрение, и раздражение, и антипатию, и злость, перерастающую в ярость. Казалось, взрыв неминуем.
Анатолий сразу заметил то, что ускользнуло от внимания других. Возле парня, как его тень, стоял рыжеватый подросток в «лондонке» — маленькой кепчонке с блестящим твердым черным козырьком. Он стоял вполоборота и, прищурившись, смотрел в сторону. Анатолий уже все понял: мальчишка, конечно, напарник, видимо из начинающих. А этот горластый чернявый парень в тельняшке, с руками, покрытыми татуировкой, обучал подростка воровству. Он кривлялся, чтобы отвлечь внимание на себя и запугать пассажиров. Прежде всего запугать самого смелого.
Анатолий колебался. Как он ненавидел этого парня с зубами из «нержавейки»! Он один в очереди понимал; зачем этот верзила с татуировкой торчит здесь. Но ведь дано слово самому себе: никогда, нигде и ни по какому случаю не ввязываться в стычку с ворами. Слишком дорого однажды это обошлось… Однако сейчас Анатолий не мог заставить себя отвести взгляд.
«Я знаю, кто ты», — говорили его глаза.
«Не лезь на рожон», — отвечал ему взглядом вор.
— «Отпускник»! — вдруг громко и язвительно прозвучало из толпы.
Пассажиры переглянулись. В тот 1953 год из тюрем и лагерей по амнистии было досрочно освобождено немало преступников. Многие из них вернулись к честной жизни. Но нашлось немало и таких «отпетых», что продолжали преступную жизнь. Пребывание на воле они считали временным. Они знали наперед — как ни ловчи, как ни заметай следы, но, если пошел по старой дорожке, все равно поймают. Их-то и прозвали «отпускниками».
— Ну и «отпускник»! Ну и что? — вызывающе бросил парень и вынул руки из карманов.
Никто не отозвался. Стоящие впереди него старались незаметно смешаться с толпой. Вдруг раздался вопль:
— Бумажник вытащили!
И снова все обернулись.
— Деньги и документы! — бормотал толстый коротышка, лихорадочно шаря в карманах. — Как сейчас помню, переложил из грудного в наружный карман пиджака, чтобы были под рукой, а когда меня толкнули, я невольно вынул руку… потом заспорил… потом начал искать. Нету… украли!
Коротышка недобро уставился на толкнувшего.
— Может, скажете, что я вор, что я украл? — вызывающе спросил «отпускник».
Тон, каким это было сказано, предостерегал, даже запугивал и в то же время как будто наводил на мысль: если украл «отпускник», то почему же он не убегает, а держится так нахально?
Анатолию было все ясно: этот верзила толкнул, он же вытащил бумажник и уже успел передать его своему подручному в «лондонке».
— Так я, что ли, украл? — с угрозой в голосе повторил парень и добавил: — Кричит: «украли, украли», а спроси, и сказать не сможет, сколько у него пропало монет.
— Ну, нет! Я своим деньгам счет знаю! Семь сотенных и одна двадцатипятирублевка! И еще была облигация золотого займа — тысячу рублей выиграла! — с обидой в голосе отозвался пострадавший.
Анатолий даже поморщился от досады. «Ну и дурак! — подумал он. — Если бы у вора перед обыском спросили, сколько у него денег, он бы не смог точно ответить и на этом попался, а теперь…»
— На! Обыскивай! Найдешь — твои! — насмешливо крикнул парень, демонстративно поднимая руки.
Пострадавший неумело водил дрожащими пальцами по тельняшке, плотно облегавшей тело парня.
— Разве так обыскивают? — сказал мужчина в галифе, выходя из толпы. Он быстро извлек из брючных карманов «отпускника» паспорт, начатую пачку папирос, спички и несколько пятирублевок. Бумажника не было.
Анатолий только взглянул на паренька в «лондонке», как «отпускник» мгновенно перехватил этот взгляд и весело крикнул:
— Давай жми! — При этом он подмигнул толпе и кивнул на обыскивающего, чтобы не было сомнений, к кому относятся эти слова.
Мальчишка в «лондонке» чуть попятился и со скучающим видом, волоча ноги, пошел в потоке пассажиров к выходу, никого не обгоняя, но и не отставая.
— Вам чего? — нетерпеливо спросила буфетчица. Анатолий не отвечал, провожая взглядом паренька.
«Сейчас, или будет поздно, — пронеслась мысль. — Паренек выйдет, деньги возьмет, а бумажник выбросит. Пока еще можно задержать… Но ведь дал себе твердый зарок — не вмешиваться…» И все же молодой человек еще раз взглянул на пострадавшего, чтобы окончательно решить, стоит ли за него вступаться. Жирный, круглый, в дорогом костюме, на руке блестят часы в толстой золотой браслетке и золотой перстень. Этот пассажир будто сошел со страниц «Крокодила» и вызывал чувство острой неприязни.
Прозвучал жестяной голос дикторши, объявившей об отходе поезда через две минуты. Отбежав от прилавка с бутылками в руках, Анатолий чуть не наскочил на милиционера. Перелистывая паспорт «отпускника», милиционер задавал ему вопрос, чтобы поймать на неточности: как фамилия, где паспорт выдан?
«Тебе бы газированной водой торговать, а не воров ловить», — подумал Анатолий. Сказалась былая неприязнь к милиции, воспитанная с детства, когда его пугали: «Вот придет милиционер и унесет тебя, баловника, в черном мешке».
Милиционер делал то, что положено, и если бы Анатолий сказал ему о мальчишке в «лондонке», то и разговор с «отпускником» был бы иным и в ином месте.
2
Ловко вскочив на подножку вагона уже двинувшегося поезда, Анатолий прошел в свое купе, испытывая почти спортивную радость оттого, что успел все-таки раздобыть воду. Он лихо, одним движением, поставил на стол четыре бутылки фруктовой:
— Прошу!
— Как… Это вы для нас? — с изумлением спросила соседка по купе, и довольная улыбка расплылась на ее полном, раскрасневшемся, потном лице.
— Вижу, мучаетесь, а дочь послать боитесь, как бы не отстала от поезда… Ну, и я…— Молодой человек не закончил и смутился под благодарными взглядами матери и ее семнадцатилетней дочери.