— Да что случилось? — спросила Ольга.
— Вам, конечно, наговорят обо мне черт знает что: «Розанчиков не справился, Розанчиков дезертировал»…
— А если не дезертир, так чего же ты сбежал? — насмешливо спросил вошедший рослый молодой человек, уверенно и деловито усаживаясь верхом на стул. — Ты, Славка, так орешь, что тебя даже на улице слышно.
— Я не сбежал, Юлий, я просто ушел. Если меня площадно ругают, не могу же я отвечать тем же? Вообще я не переношу грубой ругани, мордобоя, хамства, а другим аргументам эта шпана не внемлет.
— Так ли? — спросил Анатолий, уже понявший, в чем дело.
— Попробуйте сами с ними!
Оказалось, что Станиславу Розанчикову поручили помогать работникам детской комнаты отделения милиции. А те попросили его заняться тремя школьниками, которые перестали учиться, бросили школу. Надо было выяснить, кто дурно влияет на них, уговорить их снова пойти учиться. Мальчишки при первой же встрече высмеяли и обругали Розанчикова. Он пошел жаловаться в милицию. Там развели руками и предложили снова пойти и «найти контакт» с ребятами. Розанчиков наотрез отказался. Ему заявили, что в таких помощниках детская комната не нуждается. А об отказе Розанчикова будет сообщено в комсомольский комитет.
— Помню, — сказал Юлий, — несколько девиц отправились помогать ловить околачивающихся возле кино парнишек— спекулянтов билетами и попрошаек, которые клянчат «десять копеек на билет». Мальчишки встретили их матом. Девицы больше не являются в детскую комнату милиции, но то девицы, а ты же не девица…
— Не по мне это, пойми.
— Как же так? — насмешливо поглядывая на Розанчикова, спрашивал Юлик. — Двадцатилетний комсомолец, берущийся шар земной повернуть, испугался трех четырнадцатилетних!
Анатолий засмеялся.
— Нечего зубы скалить, — обиделся Розанчиков. — Побыл бы ты с этими бандитами, не то бы запел.
— Нашел чем пугать, — отозвался Анатолий.—Ну какие же это бандиты? Сбежал от малявок. Конечно, смешно!
— А мне не смешно! Тебя бы на мое место. Попробуй поговори с Витякой Полянчуком!
— И не таким пыл охлаждал…
— Где же это ты «охлаждал»?
— В колонии.
— Вот и отлично! Изумительно! Замечательно! — закричал Розанчиков. — Простите, товарищ, как вас, не знаю… Юлик, перед тобой готовый Макаренко! Я уступаю ему всю славу и весь почет. Честь и место! Он — вместо меня. Договорились, Юлик?
— Гм… товарищ — новый… Ты знаешь, что такое детская комната при милиции? — спросил Юлий, обратясь к Анатолию.
— Нет, нет, на меня не рассчитывайте. С меня хватит милиции… Не по мне это.
— Ага! Только услышал, а уже трусишь, — бросил Розанчиков, сообразивший, что заменить себя этим рослым парнем — единственная возможность избавиться от неполюбившегося поручения.
Если бы Анатолий не задержался в комитете, разговаривая с Ольгой, если бы Анатолий сгоряча не выпалил — о своем опыте в колонии, если бы Розанчиков не стал «подначивать»… Но как бы то ни было, а через полчаса в кармане комсомольца Русакова лежало направление, в котором его рекомендовали в члены бригады содействия детской комнаты Н-ского отделения милиции.
— Тебе там помогут, — обещал Юлик, — там работают комсомольцы, студенты юридического факультета.
3
Анатолий сошел с троллейбуса у Зоологического парка и направился в отделение милиции. Ему был хорошо известен этот адрес: тяжелые воспоминания связаны с ним… Встретившийся милиционер на вопрос о детской комнате указал коридор и дверь.
Возле этой двери Анатолий услышал сердитый шепот.
— Да ты не бойся, сынок, — поучал взрослый. — Тебя даже пальцем никто не смеет тронуть. Так чего же ты трусишь?
— А зачем я буду валить на других, если стекло разбил я?
Отец оглянулся:
— Тверди одно: «Я никакого стекла не разбивал, а кто разбил, не знаю, не видел и не слышал. И потом…»
— Показательный урок вранья? — презрительно сказал Анатолий. — Потом сами проклянете тот час, когда обучали сынка этому искусству.
Мужчина умолк и увлек подростка в глубь коридора.
В большой комнате было людно. Слева за столом сидел белокурый молодой лейтенант милиции, а перед ним — два перепуганных мальчика и четверо взрослых. Как понял Анатолий из разговора, с мальчиками пришли их родители, школьный учитель и потерпевший — управдом. Мальчики так азартно собирали цветной лом, стремясь выйти на первое место в школе, что взломали запоры, проникли в сарай и утащили около тридцати килограммов меди.
В противоположном углу вокруг небольшого стола собралась группа молодежи: девушка и трое юношей. Девушка спросила Анатолия, по какому он делу, но ее перебил худенький смугляк в очках. Он пристально взглянул на Анатолия и властно выбросил вперед руку:
— Ни слова! Я определяю! Вы преподаватель токарного или слесарного дела в ремесленном училище?
— А верные тому признаки — неотмытые следы машинного масла на руках, — добавил долговязый юноша, усевшийся на уголок стола.
Первый поправил очки, строго взглянул на Анатолия и продолжал:
— Сегодня у вас выходной день…
— Судя по парадному костюму, — пояснил второй.
— Вы настроены романтически и ищете дел, достойных либо Макаренко, либо Шерлока Холмса. Я угадал? — спросил брюнет.
— Почти…— ответил Анатолий. — Я направлен сюда комитетом комсомола в бригаду содействия…
Он с интересом осмотрел этих бойких, веселых молодых людей, вспомнил разговор с секретарем комитета и, многозначительно помолчав, сказал:
— Ну, теперь я буду определять. Вы — студенты. Не отпирайтесь. Дальше… Вы не медики и не педагоги. Это ясно. Вы — будущие юристы. И вы — комсомольцы. Так?
— Как вы узнали?—удивленно воскликнула девушка. Она встала и протянула руку, назвав себя:—Ася Ларионова.
Это была миловидная, пухленькая блондинка с пышными волосами, прихваченными на затылке лентой.
— Знакомьтесь — Роман Панин, а это, — Ася показала на брюнета в очках, — Изя Шербрук. А вот этот товарищ, — она строго посмотрела на молчаливого коренастого блондина, развалившегося на стуле, — Гелий Сенковский.
— Хотя Гелий и двоюродный брат водородной бомбы, — сказал долговязый Панин, — но крайне инертный индивид, он не находит интереса в нашем деле и готов дезертировать.
— Да, здешние дела не по мне, —: ответил Сенковский. — Меня интересуют серьезные юридические казусы, запутанные преступления, а не дела о разбитых носах…
— Так как же мы решим с Витякой? — напомнила девушка бригадмильцам.
— Я уже сказал, — раздраженно отозвался Панин. — Для парня единственное спасение — колония.