— Значит, все дело в том, что поспорили из-за брата? Вам лично ущерб причинен?
— Но ведь они не отпускали и избили Боба… Меня в машину втащили…
Дежурный пожал плечами и начал допрашивать Бориса Троицкого.
Боб был бледен, не смотрел в глаза Анатолию, но то и дело испуганно поглядывал на одного из задержанных— парня среднего роста, со шрамом на левой щеке.
— Я после ссоры с мамой боялся наказания, мне не хотелось ехать домой… Три дня жил у знакомых… А когда сестра приехала и позвала, я тоже не захотел домой. Сестра начала драться со мной. Вмешался Цыган…
— Кто-кто? — быстро спросил дежурный. — Кто?
Боб смутился.
— Чья эта кличка? Отвечай! — потребовал дежурный. Подросток поймал предупреждающий взгляд парня со шрамом и, подумав, ответил:
— Не знаю… Слышал, что кого-то так в толпе назвали, а кого — не знаю, не помню.
Дежурный выразительно посмотрел на Анатолия: темнит парень.
Боб сказал, что смуглый парень, Сеня, фамилии он не знает, познакомился с ним у кино только в этот вечер и неожиданно вступился за него. А чтобы сестра не скандалила на улице и не позорила его, Боба, и себя, он увел Боба, а она сама пошла за ними, ругалась.
Лика крикнула:
— Ты подлец, ничтожество, врешь!
Боб обмяк, хотел что-то сказать.
И опять предупреждающий взгляд парня со шрамом на лице…
— Знает ли Борис Троицкий этих двух граждан? — спросил дежурный.
— Нет, не знает, — подсказал парень со шрамом. И Боб повторил:
— Не знаю.
Анатолий попросил удалить задержанных на время допроса Троицкого.
Уходя, парень со шрамом предупредил:
— Мы, паренек, тебя не знаем, и ты не наговаривай на нас, а то плохо тебе будет.
— Не запугивайте, гражданин, — предупредил дежурный.
Анатолий позвонил Троицкой. От радости она заплакала и, всхлипывая, сказала:
— Беру такси и мчусь. Ждите.
5
Анатолий показал дежурному свое бригадмильское удостоверение и попросил разрешения поговорить с Борисом Троицким.
— Слушай, Боб, внимательно!—Анатолий усадил мальчика на деревянный диван. — От того, скажешь ли ты правду, зависит твоя судьба. Они ведь собирались ехать на вашей машине обворовывать квартиру. Я хорошо знаю, что ты им дал ключ от машины, указал квартиру, они принудили тебя быть наводчиком. Но ты не бойся. Если откровенно все расскажешь, то тебе ничего не будет, тебе не придется больше подчиняться ворам, ты избавишься от битья, от страха. Сейчас они тебя запугивают, наверное, грозят рассказать о твоих делишках дома. А ты все расскажи сам. И этим лишишь их возможности шантажировать. Да и я тебя буду защищать.
Боб смотрел в пол и молчал.
Анатолий попытался поднять снизу его подбородок, но Боб упрямо боднул головой и еще ниже опустил голову.
— Значит, тебе безразлично, что они издевались над твоей сестрой? Значит, тебе все равно, ограбят ли они дом твоих друзей или нет?
— Это не мои друзья…
— Ага! Раз ты это сказал, значит, знаешь, на кого воры нацелились? Знаешь адрес? Ты должен был позвонить в дверной звонок, назваться Бобом Троицким и попросить открыть дверь, так? Все пошли в кино, и дома осталась одна бабушка, верно? Смотри мне в глаза!
Боб еще ниже, упрямее нагнул голову. Видимо, страх перед ворами сковал его.
Анатолий еле сдерживался, чтобы не ударить, не потрясти за шиворот трусливого мальчишку. Ох, как он был противен ему! Куда девались все увлечения Вундербоба астрономией, космическими полетами… Сейчас перед ним был подлый, трусливый, шкодливый мальчишка!
Лика кусала губы.
— Я ведь хочу спасти тебя, дурак! А то пропадешь! Будешь говорить? Если воры с тобой не церемонились, то знай — я также церемониться не намерен!
Боб испуганно прошептал:
— Я ничего не знаю.
— Врешь, ты уже признался. Ты сказал: «Это не мои друзья». Значит, ты знал, о ком идет речь! Не трусь, говори. Ну!—Анатолий сжал пальцы в кулак. — А еще собрался лететь в космос… Хвастун! Даже каких-то воришек боишься..„
Боб начал несвязно рассказывать. Он не сводил глаз с кулака Анатолия. Выходило так, что грабить они не собирались. Это квартира одного паренька из кружка юных астрономов… Он, Боб, два раза там бывал…
— У старшего брата этого мальчика есть замечательный мотоцикл, четырехцилиндровый подвесной мотор для лодки и другое… Теперь брат уехал, он геолог. А когда я об этом рассказал… ну, своим знакомым… то они обрадовались. «Давай, говорят, пока человек в отъезде, подвесной мотор возьмем на недельку… Взаимообразно. Покатаемся. А к его приезду вернем».
Анатолий подошел к Бобу.
— Тебя не сказки сюда привели рассказывать! Ведь ты сообразительный парень! Говори все по порядку, что они тебе приказали и что ты им сообщил. Только не ври!
— Ну, сначала сказали, чтобы я туда в гости пошел, разузнал, кто дома остается, когда все на работе… Ну, я и побывал. Узнал — собираются через два дня, то есть сегодня, в кино на просмотр картины… А дома одна бабушка… Старший брат на практике.
— Дальше!
— Я отказался. А они: «Обещал — выполняй! Ты просто позвони в квартиру, бабушка спросит — кто, назовись. А когда она откроет дверь, мы зайдем, как будто тебя не знаем, возьмем мотор и пообещаем через пять дней вернуть».
— И ты согласился? — спросил Анатолий.
Боб промолчал и опустил голову.
— Да как же ты не понял, что имеешь дело с ворами и грабителями? Ведь тебе не пять лет. Ты согласился быть наводчиком. Ты, конечно, понимал, что бабушка потом расскажет домашним о вашем «визите». Тебя начала бы разыскивать милиция. Значит, ты и в дальнейшем думал прятаться, не возвращаться домой? А знаешь ли ты, что бабушку наверняка бы твои «дружки» задушили?
Боб мертвенно побледнел, ошалело взглянул на Анатолия, его разбитые губы мелко дрожали.
— А напали бы на след убийц, они бы тогда и тебя прикончили, чтобы убрать свидетеля. Вот теперь и расскажи, как ты с этими «дружками» познакомился? Кто они? Как фамилия тех, у кого вы хотели «одолжить» мотор, и где они живут, где ты жил эти дни. Расскажешь?
— Расскажу! Все началось с Пашки…
Дверь распахнулась, ворвалась Троицкая. Упав на колени, она обняла сына и принялась исступленно целовать его лицо, шею, плечи.
— Милый мой, хороший! Ну, я погорячилась. Прости свою мамочку. Больше этого не будет. И ты обещай. Ты ведь тоже погорячился. Я знаю, ты хороший!
Анатолий резко поднялся и отошел в сторонку.
— Ну и дура, ну и дура! — зло шептал он.