— Здорово живут, скажу вам, — проговорил Дмитрий довольно. — Что жрут, что жрут!.. Да, муравьем жить можно. Кирилл, я готов задержаться. Что нам несколько минут? Да хоть на сутки! Только не дадут, пинцетом пособирают...
Он указал большим пальцем в колыхающиеся тучи. Кирилл сказал, смеясь:
— Смотри, куда муравей понесся!
— Куда... Обратно на дерево. А что?
— Ты забрал у него весь запас. Куда в тебя столько влезло?
Дмитрий оскорбленно повел крутыми плечами.
— На аппетит я никогда не жаловался. Даже в проекторской когда-то работал лаборантом и то садился там перекусить бутербродами. В моем роду умели поесть! Потому росли мужики, а не хлюпики. После такой еды я на все готов. Кирилл, ты когда еще увидишь такого... ну, с медом, толкни, а?
— Понравилось?
— Винюсь, зря костерил их. Теперь же, когда поел ихнего хлеба...
Саша жалобно пискнула, отыскивая голос, убежавший чуть ли не до кабинета Ногтева:
— Кирилл Владимирович!.. Дима... Вы меня на уши поставили. Мирмеколог — еще понятно, но ты... ты ж прямо обнимался с этим страшилищем!
Дмитрий коротко хохотнул:
— Хорошие парни. Бравые, открытые, простые. Совсем, как я! Все наше невежество. Расисты мы малость. Чую, подружимся...
Саша покосилась наверх:
— Представляю, что наснимали кинооператоры. Мы за этот рейд продвинули программу на год вперед. Если не больше.
Ствол подмаренника был толще баобаба, но чувствовалась непрочность, рыхлость. Чудовищное тяго??ение уплотняет клетки, диктует форму, но здесь для Конструктора простор!
Солнечный луч высветил сквозь тонкую кору вздутые соком клетки, продолговатые кабели волокон, соединительные ткани. Все пропитано холодноватым замутненным соком, что медленно двигается от невидимых корней, неся наверх питание, строительный материал...
Саша подпрыгнула, ловко побежала вверх, цепляясь за микроскопические трещинки. Дмитрий скакнул еще выше — после медовухи сила играла, готов драться хоть с тигром, хоть с кузнечиком, — побежал на четвереньках, едва ли уступая в скорости фуражиру.
Стараясь не выглядеть особенным растяпой, Кирилл спешил следом, пугливо шарахался от бегущих вниз муравьев. Дважды сбивали, зависал, на кончиках пальцев, но какие могучие, оказывается, у него пальцы!
Саша и Дмитрий ждали его у развилки. По двутавровой балке упругого черешка перебежали на широкий, как поле стадиона, лист. Поверхность мерно покачивалась в теплых токах воздуха. В Большом Мире Кирилл запросил бы у стюардессы гигиенический пакет, здесь же только присел, чтобы не сбросило толчком воздуха.
— Вот мой козырь, — сказала Саша.
Неподалеку стадо полупрозрачных пузырей, касаясь друг друга раздутыми блестящими боками, дружно тянули из листа хоботками слабый сок, сгущая в удивительных телах, изгоняя избыточную влагу. Вокруг этих существ, от которых за версту несло беззащитностью, грозной цепью стояли черные муравьи в непроницаемых для солнца литых доспехах. Над массивными головами медленно шевелились суставчатые антенны, регистрируя запах, колебания плотности воздуха, концентрацию ионов...
Мимо стражей, ответив на пароль, к тлям пробегали фуражиры. Умело доили, то есть щекотали усиками, после чего у тли на конце брюшка непроизвольно выступала прозрачная сладкая капля. Опорожнив три-четыре тли, раздутый, как бочонок, фуражир мчался со всех ног обратно.
Саша и Дмитрий уже обошли стадо, держась в сторонке от грозной стражи. Кирилл передернулся. Сейчас пойдет дилетантское: муравьи разумны, ведь пасут скот, охраняют! Еще не знают, что муравьи выводят среди тлей наиболее медоносные породы, остальных — под нож, на зиму загоняют тлей в подземные коровники в непромерзающем слое, кормят, а ранней весной выгоняют на заранее разведанные пастбища. Не брякнуть бы, что после миллионолетней селекции рот фуражира и задний сифон тли совпадают с точностью зажимов брандспойта...
Сильное завихрение воздуха бросило его на лист. Засмеялся Дмитрий, он держался, как моряк на качающемся паруснике, но вдруг сам взвизгнул, его ноги запрыгали прямо перед лицом Кирилла.
Саша крикнула встревоженно:
— Кирилл Владимирович, что с ним?
— Со мной все в порядке, — огрызнулся Дмитрий. — Меня свалить не так просто. Какая-то муха-дура набросилась сослепу! Будто я медом намазан!
— Может быть, выступает? — предположила Саша встревоженно. — Переел?
Дмитрий ответил нечленораздельно. Кирилл поднялся, развернул Дмитрия к себе спиной. Под лопаткой десантника вздувалось белое блестящее яйцо. Оно быстро темнело, принимая цвет загара, становясь неотличимым от кожи, даже просело, превращаясь в полусферу.
Пальцы скользили, а яйцо погружалось, раздвигая непрочную кожу. Саша грубо отстранила мирмеколога, рванула. Раздался слабый треск, и в ее ладони осталось яйцо с лоскутом окровавленной кожи.
— Что... это? — спросила Саша. В ее глазах было отвращение, она держала яйцо на вытянутой руке. Яйцо вдруг пошло пятнами, на нем появились зеркальные отпечатки ее пальцев, укрупненные ногти.
Кирилл хмуро указал на муравьев. Воздух закручивался маленькими смерчами, ходил ударными волнами от налетевшей стаи огромных мух, они лавиной обрушились на стражей и фуражиров. Запахло нечистотами, гнилью. Самые расторопные из стражей на лету хватали мух, лязгали жуткие жвалы, затем фуражиры с торжеством тащили вниз двойной груз: в брюшке мед, в жвалах — мясо. Но самые расторопные из мух успевали мгновенно припечатать яйцо муравью на спину, а то и на голову. В те места, где муравью яйцо не достать...
— Или мухи полные дуры, — сказал Дмитрий недоумевающе, он еще морщился, выворачивал руку за спину, словно ее выкручивали невидимые дружинники. Щупал ранку. — Или мураши в последние дни... то есть миллионолетия, поумнели!
— Еще одно доказательство, клянусь мирмекологией! Присягаю теорией эволюции!
Они понаблюдали, как между стражей и фуражирами сразу засновали крохотнейшие муравьишки. Не бойцы, не работники, но зато они мгновенно снимали яйца паразитов, заботливо облизывали пораженные места — в языки, сказал Дмитрий пораженно! — и хитин блестел, словно кираса суворовского чудо-богатыря,
— Им проще, — сказал Дмитрий, осторожно двигая лопатками, — шкуры нет, мослы снаружи... Нам бы!
— Разве не разум? Муравьи пасут, доят, охраняют! Видно же!
— Мне видно, — уточнил Кирилл, отводя глаза, — что лазиусы авсут формикарум вакка. Муравьиных коров то есть. Так их назвал Карл Линней.
Саша побледнела как смерть:
— Если еще Линней знал...
Кирилл опустил голову, не в силах видеть отчаянное лицо супердесантницы: