Том Моран пожал плечами.
— Если она не боится ночью оставаться с этим малым в доме наедине, ее, видимо, можно смело признавать невменяемой.
— На этот раз мы можем с уверенностью утверждать, что Кэррингтон действовал не один, — сказала Краузе. — Он не мог бросить машину Лэнсинга в той богом забытой дыре и потом добраться домой своим ходом. Кто-то должен был привезти его назад.
— Я просмотрел наш архив начиная с того времени, как Лэнсинг исчез и было выдвинуто предположение, будто он покончил с собой. Страховая компания заподозрила, что это инсценировка. Их люди прочесали все окрестности того места, где обнаружили машину. Люди вроде Питера Кэррингтона бросаются в глаза. Есть в них что-то этакое. Даже если бы на нем было тряпье из Армии спасения, его все равно бы заметили. В близлежащей округе никто, подпадающий под описание Кэррингтона, не садился в автобус и не брал напрокат машину. В самом крайнем случае, если он сам отогнал туда автомобиль Лэнсинга, кто-то должен был ждать его там, чтобы отвезти обратно.
— Поговаривали, что Лэнсинга уволили за пьянство, — сказала Краузе, — но предположим, причина была в другом. Предположим, кто-то опасался, что он может представлять угрозу. Его уволили через две недели после того, как исчезла Сьюзен. Еще через две недели он предположительно совершил самоубийство. К тому времени полиция тщательно обыскала все поместье с собаками, и участок между изгородью и дорогой тоже.
Перед Краузе на столе лежала копия ландшафтного эскиза, сделанного Лэнсингом.
— Вопрос в том, когда он показал этот эскиз своим хозяевам — до того, как на участке зарыли тело Сьюзен, или уже после. Если после, он сам подписал себе смертный приговор.
Она взглянула на часы.
— Пожалуй, тебе пора. Похороны Лэнсинга назначены на одиннадцать. Смотри внимательно, кто там будет.
Отпевать отца должны были в церкви при кладбище Мэрирест, где похоронена моя мать. Оно находится в Маве, городке, расположенном минутах в двадцати езды к северо-западу от Энглвуда. Я очень надеялась, что мне удастся сохранить время и место проведения траурной службы в секрете, но когда мы подъехали к церкви, там уже было полным-полно фотографов.
Нас с Мэгги привез водитель из похоронного бюро. Я шла между рядами скамей и видела знакомые лица: Винсента Слейтера, Элейн, Ричарда Уокера, Барров. Я знала, что все они собирались присутствовать на похоронах, но не хотела ехать вместе с ними. Когда погиб мой отец, я еще не была частью их мира, и эти последние несколько часов мне хотелось провести без них. Я не хотела делить с ними моего отца.
В своем горе я как-то отдалилась даже от Мэгги. Знаю, она любила отца и очень радовалась, когда они с мамой поженились. И после смерти матери она сама уговаривала отца снова начать встречаться с женщинами, хотя, зная ее, я не сомневаюсь: в душе она была довольна, когда оказалось, что он не может или не хочет делать это.
С другой стороны, Мэгги никогда не упускала случая пройтись на тему пристрастия моего отца к алкоголю, хотя, думаю, в своих рассказах она несколько преувеличивала, чтобы как-то оправдать его предполагаемое самоубийство.
В церкви было немноголюдно; в большинстве своем собрались подруги Мэгги: она все-таки не смогла удержаться и рассказала им, где будут проходить похороны. Но потом я увидела в ее глазах слезы, и сердце у меня защемило от жалости. Как-то она рассказала мне, что после смерти моей матери каждый раз, когда ей приходилось бывать на похоронах, она переживала боль утраты словно заново.
Я уселась в переднем ряду, на расстоянии вытянутой руки от гроба. Пальцы мои сомкнулись на медальоне, который все это время пролежал вместе с отцом в земле. Я твердила себе, что должна была понять: не мог он покончить с собой. Он никогда бы не оставил меня по собственной воле.
Мэгги расплакалась, когда певчие затянули «Аве Мария»; ее пели и на похоронах мамы тоже. «Ave, ave, ave, Maria». Сколько раз за все эти годы я слышала эту песнь? Знакомые слова. Едва отзвучали прекрасные голоса певчих, как мне почему-то вспомнился тот давний эпизод в часовне в особняке. А может, та ссора между мужчиной и женщиной была важнее, чем мне тогда показалось?
Эта мысль промелькнула у меня в голове и исчезла. Служба завершилась. Я двинулась за гробом отца по проходу. Как только я очутилась за пределами церкви, на меня со всех сторон набросились репортеры.
— Миссис Кэррингтон, вам не обидно, что в этот нелегкий для вас день ваш супруг не может быть рядом с вами?
Я взглянула прямо в объектив камеры. Питер наверняка должен был включить телевизор на тот случай, если в новостях будут показывать похороны.
— Мой супруг, как вам должно быть прекрасно известно, не имеет права покидать пределы нашего поместья. Он не виновен в гибели Сьюзен Олторп, не виновен в гибели его первой жены, не виновен в гибели моего отца. Я призываю Барбару Краузе, прокурора округа Берген, вспомнить о том, что в нашей стране действует презумпция невиновности и ни один человек не может считаться виновным, пока его вина не доказана в суде. Миссис Краузе, допустите, что мой муж не виновен в этих преступлениях, а после этого взгляните на обстоятельства этих трех смертей свежим взглядом. Я лично именно так и намерена поступить.
Вечером, когда мы улеглись в постель, Питер разрыдался в моих объятиях.
— Я не заслуживаю тебя, Кей, — шептал он. — Я не заслуживаю тебя.
Три часа спустя я проснулась как от толчка. Питера в постели не было. Холодея от ужасного предчувствия, я бросилась через гостиную во вторую спальню. Там его тоже не оказалось. С улицы донесся визг шин. Я подскочила к окну и успела увидеть, как «феррари» Питера скрылась за воротами.
Пятнадцать минут спустя патрульные машины полиции, оповещенной Глобальной Системой Слежения по сигналу электронного браслета Питера, затормозили перед замерзшей лужайкой у дома Олторпов. Когда полицейский попытался арестовать Питера, тот вскочил и с размаху ударил его в лицо.
— Он сделал это во время приступа лунатизма, — объяснила я Коннеру Бэнксу утром в суде, где Питеру должны были предъявить очередное обвинение. — Иначе он ни за что не покинул бы пределы поместья.
И снова Питера ввели в зал суда в оранжевой тюремной робе. На этот раз он был скован не только по рукам, но и по ногам тоже. Оцепенев, я слушала новый перечень обвинений:
— Нарушение правил освобождения под залог… нападение на служащего полиции… попытка скрыться.
Судья не стал тянуть с решением. Двадцатимиллионный залог отходил государству. Питеру предстояло ожидать суда в тюрьме.
— Он лунатик, — твердила я Бэнксу с Маркинсоном. — Он лунатик.
— Пожалуйста, Кей, потише, — шикнул на меня Бэнкс. — В Америке лунатизм не считается оправданием. Собственно говоря, в настоящее время у нас в стране два человека отбывают пожизненный срок за убийство, которое совершили в состоянии лунатизма.