Шокирующие кадры полицейской видеозаписи, на которой Питер Кэррингтон, вскочив с колен, набрасывался на патрульного перед домом Олторпов, заставили Николаса Греко усомниться в том, есть ли теперь смысл встречаться с Нэнси и Джеффри Хаммонд, семейной парой, которая была приглашена к ужину в тот злополучный вечер, когда утонула Грейс Кэррингтон.
Греко оставил им сообщение на автоответчике, и некоторое время спустя Нэнси Хаммонд перезвонила ему и предложила приехать к ним домой. Они с мужем были в отъезде, гостили у родных в Калифорнии, пояснила она.
Хаммонды жили на тихой улочке в Энглвуде, где почти все дома были старой постройки, с просторными террасами и ставнями; в таком стиле дома строили в конце девятнадцатого столетия. Греко преодолел пять ступеней, ведущих на крыльцо, и нажал кнопку звонка.
Дверь открыла Нэнси Хаммонд; она представилась и впустила его в дом. Нэнси оказалась миниатюрной женщиной лет сорока с небольшим, с серебристыми волосами, которые красиво обрамляли ее лицо и смягчали резкие черты.
— Джефф только что пришел, — сказала она. — Сейчас спустится. Ага, вот и он! — добавила она миг спустя.
Джеффри Хаммонд показался на лестнице, ведущей со второго этажа.
— Вот, значит, как моя жена представляет меня гостям? — вскинув брови, осведомился он. — «Ага, вот и он»?
Греко увидел перед собой высокого мужчину без малого пятидесяти лет, который напомнил ему астронавта Джона Гленна. Как и у Гленна, вокруг глаз у него разбегались озорные морщинки-лучики. На макушке намечалась лысина, и он никак не пытался скрыть этот факт. Греко ужасно раздражали мужчины, у которых не хватало духу взглянуть в глаза неизбежности и покориться природе. Накладку он мог различить с расстояния в милю, но ниже всего в его глазах падали те, кто прибегал к «внутреннему займу»: пытался прикрыть лоснящуюся плешь длинными чахлыми прядями, зачесанными с другой стороны головы.
Прежде чем ехать, Греко произвел серьезную предварительную подготовку; прошлое у четы Хаммондов оказалось примерно таким, какого он и ожидал от друзей Грейс Кэррингтон. Оба из хороших семей: ее отец был сенатором, его прадед — членом кабинета министров. И он, и она получили неплохое образование; у них был шестнадцатилетний сын, который в настоящее время учился в закрытой частной школе. Джеффри Хаммонд собирал средства для какого-то фонда, Нэнси подрабатывала в штабе местного конгрессмена на какой-то административной должности.
Он объяснил, почему хочет поговорить с ними, и в сообщении, которое оставил на автоответчике, и потом, в телефонном разговоре. Нэнси провела его в гостиную, и он принялся осматриваться. Кто-то из супругов, видимо, любил музыку: большую часть комнаты занимал концертный рояль и ноты. На крышке рояля стояли семейные фотографии. На кофейном столике аккуратной стопочкой лежали журналы: «Нэшнл джиографик», «Тайм», «Ньюс-уик». Судя по их виду, их уже успели прочесть. Диван и кресла были добротные, но требовали замены обивки.
В общем и целом дом производил приятное впечатление, а хозяева казались людьми культурными. Как только они уселись, он приступил к цели своего визита.
— Четыре года назад вы давали в полиции показания о поведении Грейс Кэррингтон на ужине, на который вы были приглашены в вечер ее смерти.
Джеффри Хаммонд взглянул на жену.
— Нэнси, мне показалось, что, когда мы пришли, Грейс была трезва как стеклышко. Ты со мной не согласилась.
— Она была какая-то беспокойная, даже взбудораженная, — сказала Нэнси Хаммонд. — Грейс была на восьмом месяце беременности, и у нее уже были ложные схватки. Она старалась не пить. Ей приходилось нелегко. Большинство ее друзей находились в Нью-Йорке и весело проводили время. А Грейс обожала вечеринки. Но врач велел ей побольше отдыхать, и, думаю, в поместье ей было спокойней, чем в Нью-Йорке. Конечно, очень скоро она здесь затосковала.
— По всей видимости, вы очень хорошо ее знали.
— Они с Питером были женаты восемь лет. Все это время мы ходили в один и тот же спортивный клуб в Энглвуде. Когда она приезжала в поместье, то всегда заходила в клуб позаниматься. Так мы и сдружились.
— Она с вами откровенничала?
— «Откровенничала» — слишком сильное выражение. Впрочем, однажды она не сдержалась и назвала Питера богатеньким умником и занудой.
— Значит, вам не кажется, что она находилась в угнетенном состоянии?
— Грейс тревожило ее пристрастие к алкоголю. Она понимала, что спивается. Она страстно хотела этого ребенка и никогда не забывала, что у нее уже было три выкидыша. Я думаю, к тому времени, когда мы пришли, она уже успела выпить и потом каким-то образом ухитрилась добавить.
«В силу множества причин она хотела, чтобы ее ребенок появился на свет, — подумал Греко. — И не последней среди этих причин было то, что этот ребенок принес бы ей пожизненный доход в двадцать миллионов долларов ежегодно».
— А вы что думаете, мистер Хаммонд? — обратился Греко к мужу Нэнси.
Джеффри Хаммонд задумался.
— Я все время вспоминаю тот вечер, — сказал он. — Грейс действительно казалась встревоженной, когда мы только пришли, и чем дальше, тем, к сожалению, сильнее заплетался у нее язык и тем хуже она держалась на ногах.
— И никто не попытался помешать ей напиваться?
— Когда я заметил это, было уже слишком поздно. Она направилась к бару и в открытую налила себе неразбавленной водки. До ужина она клялась, что пьет обыкновенный лимонад.
— Она вешала нам лапшу на уши, — сухо заметила Нэнси Хаммонд. — Как и большинство алкоголиков, она, скорее всего, держала где-то заначку. Возможно, в туалете.
— А своего мужа она к ужину не ждала? — поинтересовался Греко.
— Не забывайте, вечеринка организовалась спонтанно, — ответил Джеффри Хаммонд. — Грейс позвонила Нэнси, чтобы узнать, сможем ли мы прийти, всего за день. А когда мы пришли, она объявила, что у Ричарда Уокера скоро день рождения и потому ужин будет в его честь. На Питера стол не накрывали.
— А Грейс не упоминала, что читала в журнале «Пипл» статью об актрисе Мэриан Хоули?
— Упоминала, — немедленно отозвалась Нэнси Хаммонд. — Собственно, когда мы пришли, она вышла к нам навстречу с журналом и потом оставила его открытым. Она восхищалась, какая Мэриан Хоули замечательная актриса, сказала, что хочет заказать билеты на ее новую постановку, что она несколько раз сталкивалась с Хоули на бенефисах и у той превосходный вкус. После ужина, пока мы пили кофе, она снова завела разговор о Хоули и все твердила одно и то же, как это делают пьяницы, про то, какой у этой актрисы прекрасный вкус. Потом она выдрала эту страницу из журнала и сунула ее в карман жакета, а журнал бросила на пол.
— Я этого не видел, — заметил Джеффри Хаммонд.
— К тому времени никто, кроме меня, уже не обращал на нее внимания. Это случилось за несколько секунд до того, как появился Питер и устроил скандал. Через несколько минут мы ушли.