Москвич нырнул в горящую пристройку, и там как по команде загудело, засверкало и встало яркой стеной трескучее, расправившее крылья пламя. Темный силуэт с ведром наперевес на мгновение замер в нерешительности перед этой гудящей стеной, а потом выплеснул воду в огонь. Неизвестно, на что он надеялся и чего хотел, скорее всего стремился сделать хоть что-то, потому что такому огню ведро воды было нипочем. Убедившись, что его отчаянная выходка окончилась полной неудачей, сумасшедший бросил ведро и пулей выскочил из дома. У него за спиной с треском обрушилась пылающая балка; москвич наддал, перепрыгнул через подвернувшееся под ноги ведро и выскочил в переулок, хлопая ладонями по дымящейся одежде.

Клыков очень скоро потерял его из вида, потому что переулок моментально заполнился людьми: некоторые по цепочке передавали ведра от колонки к горящему дому, а зеваки стояли в сторонке и обсуждали происшествие. Потом с воем и улюлюканьем подкатила пожарная машина, и дело пошло веселее. Куда подевался обладатель темных очков, Клыков не заметил. Он на некоторое время забыл об этом человеке, поскольку, кем бы он ни был, взрыв в доме Сиверса подстроил не он. Иначе зачем ему понадобилось, рискуя собственной жизнью, лезть в самое пекло? Может быть, это и впрямь был случайный прохожий, кто его знает...

Прошло около двух часов, прежде чем санитары подъехавшей "скорой" смогли войти в дом и вынести с пепелища останки хозяина. Клыков не терял времени даром: он давно уже выбрался из машины, смешался с толпой и успел уяснить для себя, что спасатели считают причиной взрыва обычную утечку бытового газа из баллона. Дескать, пришел старик домой, не обратил внимания на запах и чиркнул спичкой, а может, свет попытался зажечь. Ну, или форточку открыл, что делать в загазованных помещениях не рекомендуется: бытовой газ в смеси с кислородом становится взрывоопасным...

Клыкову было тяжело поверить, что такой матерый волчище, как Сиверс, мог погибнуть по нелепой случайности, по неосторожности. Это же курам на смех, ей-богу! Хотя старость – не радость, и то, что ручищи горбатого чекиста и в восемьдесят пять лет сохранили былую силу, еще не означало, что у него все в порядке с головой. Если бы он мог трезво мыслить, то ни за что не стал бы себя обнаруживать, круша черепа направо и налево. Может, известие о находке Гургенидзе включило заложенную много десятилетий назад программу, и полоумный дед начал действовать, не до конца осознавая, что творит. Как говорится, маразм крепчал...

Когда двое спасателей, оступаясь и перешагивая горелые обломки, вынесли из дома носилки с лежащим на них черным пластиковым мешком, Клыков протолкался через толпу и бросился им наперерез.

– Стойте! Скажите, кто это? Вы уверены, что это хозяин дома?

– А вы кто такой? – даже не подумав остановиться, хмуро спросил передний санитар – рослый угрюмый мужик с болтающейся на груди маской респиратора.

– Родственник, – отчаянно солгал Клыков.

– Тогда вас вызовут в морг для опознания. Грузим, – бросил он через плечо своему напарнику.

Носилки задвинули в кузов санитарного микроавтобуса, угрюмый санитар с лязгом захлопнул дверь и полез за сигаретами.

– Но он хотя бы горбатый? – спросил Клыков.

Ему нужно было убедиться.

– Горбатый, горбатый, – лениво сказал санитар, окутываясь облаком табачного дыма. – Вылитый Квазимодо.

Он равнодушно отвернулся от Клыкова и полез в кабину. Микроавтобус завелся, фыркнул глушителем и укатил, осторожно пробираясь сквозь редеющую толпу зевак.

На плечо Клыкову вдруг легла чья-то ладонь. Он обернулся и вздрогнул, увидев знакомое лицо с темными блестящими линзами, скрывающими глаза.

– Вас тоже интересует, был ли покойник горбат? – негромко спросил московский хлыщ, так героически пытавшийся вытащить из огня заведомо мертвого человека. – С чего бы это? Надеюсь, не вы подстроили гражданину Сиверсу этот фейерверк?

– Что?!

– Думаю, что нет. А если даже и вы, то не мне вас судить. Старик был редкостной сволочью, несмотря на двух козочек, горб и липовое удостоверение персонального пенсионера... Вы Николай Егорович Клыков, начальник охраны Георгия Гургенидзе, не так ли?

– Предположим, – начиная понимать, с кем имеет дело, и испытывая какое-то детское облегчение оттого, что все кончилось, сказал Клыков. – А вы...

– А я давно собирался с вами встретиться и поговорить, да все времени не было – гонялся за этим горбатым подонком... Вы не подбросите меня до ресторана "Колос"? Я там оставил машину. Заодно и потолкуем...

Глава 14

Двигаясь в темноте с ловкостью летучей мыши, Федор Лукич Самойлов пересек кухню и подошел к окну. В приоткрытую форточку тянуло ночной прохладой; плодовые деревья, кустарники и рыхлая земля грядок были серебристо-голубыми от лунного света. Где-то на дальней даче, заглушая заливистое щелканье соловьев, надрывался магнитофон. В темноте горели редкие окна: кое-кто из соседей еще не спал, поглощая перед телевизором поздний ужин.

В темноте у него за спиной нетерпеливо переступили с ноги на ногу и кашлянули в кулак.

– Сейчас, сейчас, – спохватившись, сказал Федор Лукич и, взгромоздившись на табурет, принялся занавешивать окно шерстяным солдатским одеялом.

Он действовал тщательно, не спеша, стараясь не оставить ни единой щели, в которую мог бы пробиться малейший лучик света. Все соседи были ненавязчиво, как бы между прочим, проинформированы о том, что эту ночь Федор Лукич проведет в Москве, и он не собирался развенчивать это весьма нужное ему заблуждение.

– Включай, – сказал он.

В кромешной темноте позади него щелкнул выключатель. После полного мрака слабенькая сорокаваттная лампочка показалась яркой, как полуденное солнце. Федор Лукич зажмурился, а когда открыл глаза, Гюрза уже сидел за столом. Его спутник, угрюмый и черный, как головешка, горец, примостился на табурете у двери, открыто выложив на колени тупорылый израильский "узи".

– С ума посходили, – проворчал Федор Лукич, впервые увидевший эту игрушку.

– Аллах благосклонен к тем, кто сам умеет о себе позаботиться, – заметил в ответ Гюрза.

Федор Лукич криво улыбнулся и, открыв холодильник, начал выставлять на стол немудреное угощение.

– Не доверяешь, – сказал он с осуждением. – А зря. Мы с тобой одной веревочкой повязаны, не первый год вместе работаем...

– Ты ведь сам никому не доверяешь, Лукич, – сказал Гюрза, – и ходить с тобой в одной связке – дело опасное. Возьми хотя бы Верблюда...

– Верблюд – совсем другое дело, – резко возразил Самойлов.

– Это ты так говоришь. А мне откуда знать, другое это дело или то же самое? Я знаю только то, что Верблюд на тебя работал дольше, чем я на свете живу. И где он теперь? Не сердись, Лукич, ты сам начал этот ненужный разговор. К чему это нам – доверяешь, не доверяешь? Страховка никогда не помешает. Тем более, как я понимаю, отсюда мы уйдем с приличной суммой в твердой валюте... С очень приличной суммой!